Статья опубликована в №16 (36) от 19 апреля-25 апреля 2001
Человек

Борис Степанович

  19 апреля 2001, 00:00

В этом апреле Борису Степановичу Скобельцыну исполнилось бы 80 лет. Но вот уже 5 лет, как его с нами нет. Поверить в это трудно, если вообще возможно: остаются альбомы, со страниц которых снова и снова предстает древний прекрасный Псков, увиденный Борисом Степановичем, остаются фотографии в коллекции нашего музея, остаются записи в его личном архиве, рассказывающие о возрождении десятков памятников архитектуры.

Четыре десятилетия прожив в Пскове, он приложил столько усилий для сохранности и восстановления его архитектурных ценностей, что под силу только человеку, убежденному в своей правоте, следующему своим принципам вопреки всем обстоятельствам. Он всегда - в любых ситуациях оставался самим собой, и за это право платил по самой высокой цене. Он ушел от нас 5 лет назад. Но благодаря жене Елене Ивановне и дочери Надежде Борисовне случилась наша сегодняшняя встреча – с Борисом Степановичем Скобельцыным, архитектором, реставратором, фотохудожником.

Надежда Борисовна

- Глядя на фотографии, сделанные Борисом Степановичем, вновь и вновь задаешься вопросом: как ему удавалось найти ту единственную точку съемки, благодаря которой фотографируемый им уголок Пскова, церковь, монастырь переставали молчать и начинали говорить со зрителем и по сей день заставляют размышлять на тему вечного и преходящего, высокого и суетного?

- Искал, поэтому и находил. Хотя, конечно, талант у папы был несомненный. Он вообще был человеком, щедро одаренным от природы. В юности поступал в академию художеств, но не получилось. А жаль: мне кажется, учеба в академии стала бы для него хорошей школой. А так многое ему пришлось постигать самостоятельно.

- Живопись сменилась фотографией?

- Не совсем. Фотографией он начал заниматься не по вдохновению, а по рабочей необходимости. Ведь каждый шаг работы реставратора фиксируется камерой. А отношение к фотографии как к искусству пришло позже. Как техник-архитектор отец никогда не получал больших денег, мамина зарплата музейного искусствоведа тоже оставляла желать большего. Фотография в определенные периоды жизни становилась дополнительным источником средств к существованию семьи. Мне бы не хотелось, чтобы складывалось впечатление, будто занятия фотографией были для отца чем-то вроде легкого увлечения. Всем, чего он достиг, папа обязан исключительному трудолюбию. Он мог часами, днями искать ту самую точку съемки, о которой вы упомянули. И находил. После отца осталась огромная фототека – не менее 10 тысяч уже отобранных, готовых к печати кадров. А сколько было рабочих вариантов!

- Он снимал только памятники, и только в Пскове?

- Ничего подобного. Псков и его окрестности – только часть того, на чем останавливался объектив его камеры, хотя и большая. Но не менее значимыми мне кажутся его пейзажи. Увлекался он и портретами, снимал людей, известных в Пскове и симпатичных ему. Может быть, именно эти работы открывают папин талант в большей степени, чем виды Пскова. Во всяком случае, люди у него получаются красивыми не только внешне, но и их внутренний мир передается зрительным рядом очень ярко. Вот смотрите: отец Зинон, отец Тихон (настоятель Печерского монастыря), отец Николай с острова Залита, архитекторы Смирнов, Семенов, хирург Скрябин, ученый-филолог Маймин, музейные работники первых послевоенных лет, Творогов,...

- Но почему-то именно эта часть наследия Бориса Степанович остается неизвестной псковичам?

- Одна выставка состоялась в музее через год после его смерти. Что-то выставлялось и прежде. Вероятно, потребности представлять эти работы на обозрение широкой публике не возникало. Вы правы: хотя отец при жизни не испытывал недостатка в персональных фотовыставках, но представлял на них в основном виды Пскова, его окрестностей, других районов области. Он много ездил, знал, кажется, все сколько-нибудь памятные и ценные уголки Псковской земли. Отбирая свои работы для очередной выставки, он преследовал вполне определенную цель – просветительскую. Искренне желал, чтобы его любовь к памятникам и красотам древнего края разделили зрители, прикоснулись к истории и ушли с выставки убежденными в том, что красота нуждается в человеческом внимании, защите и восстановлении. Он говорил об этом языком фотографии. И его голос доходил до многих, он был услышанным.

- Но с уходом Бориса Степановича интерес к его фотоработам как-то угас. Вам не обидно?

- Во-первых, я так не считаю: наступило другое время, появились другие возможности для других современных фотографов. И они есть в Пскове, и хотелось бы услышать новые имена, увидеть их работы. А во-вторых, не думаю, что деятельность отца, его работы преданы забвению. Вчера открылась выставка фотографий - видов Пскова из собрания нашего музея-заповедника. Надеюсь, ближе к дате его рождения (30 апреля) мне удастся организовать еще одну выставку, которая познакомит с не известным большинству псковичей Скобельцыным. Я отбираю для нее пейзажи и портреты.

- Надежда Борисовна, работы вашего отца потрясают не только изображением, но и чисто техническим исполнением. Некоторые из них невероятно огромны по размерам. Как он решал масштабные задачи по печатанию таких снимков? Была ли у него специальная лаборатория, прибегал ли он к услугам профессионалов-фотографов в технологическом процессе?

- Никогда. Все фотографии печатал сам, привлекая в качестве помощников нас с братом. И делал все, не выходя из квартиры – на огромном столе, который занимал чуть ли не всю его комнату. Сам выверял рецептуру реактивов, сам печатал, сам оформлял в рамки – все сам. В этом тоже – его характер. Он был очень независимым человеком.

- Все его работы исполнены в черно-белом варианте. Борис Степанович не работал в цвете?

- Нет, принципиально не делал этого, не доверял цвету, считал, что краски в цветной фотографии выглядят неестественно, искажают действительность.

- Борис Степанович так много приложил сил к восстановлению храмов в Пскове и вокруг него, церкви же стали и героями его фотографий. Все это не могло не отразиться на его мировоззрении. Скажите, он был человеком верующим?

- Нет, он не считал себя верующим. Хотя и атеистом тоже не был. А к храмам относился как к произведениям русского зодчества, как к уникальным творениям рук человека.

- Была ли у Бориса Степановича мечта, которой не суждено было сбыться при его жизни?

- Да, совершенно точно знаю, что была. Он мечтал о создании в Пскове музея архитектуры. И не потому, что ему хотелось славы, хотя папа был человеком честолюбивым и в определенной степени ему хотелось известности, признательности. Дело в другом: в Пскове всегда были архитекторы, оставившие в облике города существенный след – и по сохранению древнего Пскова, и в его современном развитии. Но не было и нет места, где все бы наработки специалистов могли храниться в ожидании своего часа востребованности, где можно было увидеть и проследить путь воссоздания того или иного памятника. Я знаю, что некоторые личные архивы папиных коллег после их смерти оказывались попросту разоренными наследниками: проекты, эскизы, описания продавались за бесценок кому попало. Да, конечно хорошо, что есть музей Спегальского. Но в годы после войны в Пскове работал не он один, здесь трудились много других талантливых архитекторов, реставраторов. Но кто из псковичей знает их имена – имена тех, кому мы обязаны современным видом Пскова? Отец представлял, что будущий музей мог бы расположиться в доме Печенко или церкви Николы со Усохи.

Елена Ивановна

- Елена Ивановна, правда, что Борис Степанович воссоздал родословную Скобельцыных, и что история его предков уходит корнями в средневековую Россию?

- Правда – этот род известен с конца 16 века. Борис Степанович работал над родо-словной 20 лет. Изначально ему помогла тетя – собранными материалами, которые в основном касались истоков рода. А вот историю последнего века и тем более ветви потомков, оказавшихся за рубежом, воссоздавал Борис Степанович.

- Если говорить о фамильных чертах характера, какие бы вы назвали в числе основных и характерных для всех Скобельцыных?

- Целеустремленность в жизни и честность в отношениях с людьми. Это сильные личности, настойчивые и – красивые.

- Все, кто знал Бориса Степановича, отмечают его абсолютную бескомпромиссность в том, что касалось сохранности памятников истории. Не пытались ли вы его удержать от чрезмерной активности, подумать о последствиях?

- Время тогда – в 60-х годах - наступило страшное для памятников, особенно культовых, при Хрущеве их попросту разоряли и физически уничтожали. Борис Степанович никак не мог с этим мириться и протестовал всеми доступными средствами. Убедить его вести себя иначе было невозможно. И я знала об этом, даже не пыталась воздействовать. Знала, что он – не тот человек, который будет слушать подобные просьбы и уговоры.

- В том, что касается фотографии, у Бориса Степановича были ученики?

- Нет. Он не стремился к тому, чтобы учить других. Ему неоднократно предлагали вести и кружки, и секции, но он неизменно отказывался. И не потому, что хранил свои секреты. Просто ему некогда было заниматься общественным обучением, такое впечатление, что он изо всех сил старался успеть сделать из задуманного как можно больше. Останавливаться, отвлекаться от главного – не в его привычках. Хотя рассказывать о своей работе любил и делал это замечательно.

- Вам как искусствоведу приходилось работать с мужем?

- А как же. В тех же 60-х годах на каждый памятник истории, культуры создавался паспорт, включающий в себя абсолютно все характеристики объекта, начиная от внешнего вида и заканчивая точно выверенными размерами. Помнится, тогда мы вместе с Борисом Степановичем составили около сотни паспортов: колоссальный объем работы. Думаю, что они и сейчас хранятся в центре охраны памятников как источники наиболее достоверной и полной информации.

- С чего началась работа Бориса Степановича в качестве реставратора?

- Нужно посмотреть по его записям. Он все годы без перерыва вел подробный дневник своих работ, уникальный получился сборник информации по реставрации многих псковских памятников. И кстати, словом он владел блестяще, вполне мог бы писать какие-то серьезные интересные вещи. Вот смотрите, начинал он с восстановления стены Окольного города – от Ольгинского моста до улицы Профсоюзной. Потом была часовня-усыпальница у церкви Жен-Мироносиц. Собор Иоанна Предтечи в Ивановском монастыре, храм Николая Чудотворца с Устья – одно из самых любимых мест Бориса Степановича: уж столько сил вложено было и в создание проекта реставрации, и в его реализацию. Он же участвовал в исследовании Мальского монастыря, завершившегося тогда консервацией и частичной реставрацией, работал в Крыпецком монастыре, в Волышевской усадьбе графов Строгановых...

- А есть ли в Пскове место, которое Борис Степанович любил бы особенно?

- Он любил весь старый город. Мог несколько раз в день сходить в Кремль, чтобы «поймать» нужное освещение. Любил Мирожский монастырь. Но церковь Николы со Усохи выделял особо. Считал, что именно этот храм в воссозданном виде наиболее точно представляет особенности псковской архитектуры. Борис Степанович работал со студентами из Самары на его реставрации и гордился тем, что удалось восстановить интерьер древнего храма.

- Елена Ивановна, есть ли в его фотоархиве постановочные кадры, то есть те, где сюжет, композиция, главные образы и второстепенные детали продумываются заранее, устанавливаются в заданном порядке и только потом фиксируются в фотографии?

- Нет, что вы, он не работал подобным образом: никогда и ничего не ставил специально. Он обладал даром видеть то, что скрыто от обычного взгляда, как будто вещи или люди открывали ему одному что-то очень важное о себе. Может, потому его фотографии и воспринимаются чем-то большим, чем обыкновенное изображение.

- А Борис Степанович сам любил фотографироваться?

- Да, делал это охотно – и всегда отлично получался на фотографиях.

Беседовала Наталья БОБРОВСКАЯ.
Фото: Наталья Бобровская

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.