Добровольное собрание

Отраженный свет Саввы Васильевича Ямщикова и его друзей дает посетителям созданных ими выставок шанс на преображение

Выставка «Музей друзей», ставшая после смерти Саввы Васильевича Ямщикова мемориальной, продлится в Псковском музее по 16-е августа включительно. После этого экспозиция (уже побывавшая в Санкт-Петербурге) будет расположена в Пушкинских Горах. Затем ей предстоит долгий путь по многим старинным городам России, каждый из которых – по-разному, но в равной степени – был дорог Собирателю. С каждым из этих мест связаны важные, незабываемые страницы жизни и творчества С. В. Ямщикова. «Музей друзей» увидят Новгород, Ярославль, Петрозаводск…

Архимандрит Алипий (фотография М. И. Семенова).

В продолжение полувека находясь в эпицентре музейной и художественной жизни, С. В. Ямщиков обладал экстраординарной возможностью составить для себя такое собрание русской иконописи, классической живописи и графики нескольких последних столетий, которое сделало бы честь любому мировому музею и стоило бы сегодня десятки (когда не сотни) миллионов самых «безусловных единиц». Эта возможность была им блистательно упущена.

Личное собирательство и вообще какое-либо стяжание материальных (пускай и принадлежащих культуре, искусству) предметов, благ и ценностей было не то чтобы чуждо и антипатично душе и характеру Саввы Ямщикова. Нет, к коллекционерам – честным самозабвенным собирателям, без которых во все времена немыслимо полноценное бытиё культуры, её сбережение и передача в будущее – он относился с благодарным уважением, работая с ними вместе. Вспомним, например, Г. Д. Костаки (1912 – 1990) или архимандрита Алипия, разговор о котором пойдет ниже. Но для самого Саввы Ямщикова личное коллекционирование было делом слишком малым, несомасштабным его богатой, безмерно щедрой и яркой личности. На это просто не оставалось времени.

Напротив, ко всему музейному фонду России С. В. Ямщиков относился как к своему драгоценному детищу, как к собственному собранию. Его он улучшал и пополнял – всемерно и неустанно, со страстью, каждым своим помыслом и действием. Должно быть, с такой же творческой любовью законный, Божией поспешествующей милостью царствующий государь целую Страну видит и чувствует, как собственное семейство, относится к ней, в конечном счёте, как к части себя самого – и не сберегает «опричных» сокровищ.

Человек личного притяжения

Зверев А. Т. Портрет Саввы Ямщикова. 1978 г. Картон, масло.

Единственным предметом радостного «собирательства» всегда была для Саввы Васильевича дружба, тёплое отношение любящих его людей, в числе которых нашлось немало талантливых, подчас гениальных, художников. Они буквально со всех концов Земли тянулись к широкому беззаветному празднику его жизни, в гостеприимную московскую мастерскую, за долгие десятилетия успевшую стать вторым домом и как бы малым духовным отечеством для многих.

В продолжение всей этой жизни самые разные по масштабу и характеру своего дарования авторы 2-й половины ХХ и начала ХХI века, от чистого сердца и по разным поводам, дарили Савве Васильевичу свои работы – в память о себе и своём творчестве. В результате интереснейшая коллекция составилась как бы сама собой.

Выставка «Музей друзей» необычна и примечательна именно этой спонтанностью своего возникновения. Для зрителей важен сегодняшний день отечественного искусства, раскрытый в естественно возникшем и в силу этого ещё более представительном срезе. Связующим звеном коллекции (при всём её разнообразии) остаётся творческая биография С. В. Ямщикова, которая проглядывает сквозь причудливое сочетание разнородных листов и полотен.

В первую очередь внимания требуют работы Анатолия Тимофеевича Зверева (1931 - 1986). Созданные им восемь графических и живописных листов украшают экспозицию. Человек, по внешним обстоятельствам бездомный и неприкаянный, подпольный и антисоветский, Зверев уже при жизни навсегда снискал мировую славу. Утвердившееся в искусствоведении сопоставление этого художника с В. Ван-Гогом устойчиво, глубоко и не случайно.

К выдающимся отечественным мастерам искусства принадлежат и представленные на выставке Н. И. Нестерова, Т. Г. Назаренко, О. П. Филатчев, О. К. Комов, П. Т. Фомин, Н. П. Фомин, Ю. К. Люкшин (к творчеству которого нам предстоит особо обратиться чуть ниже), С. А. Алимов, Б. А. Мессерер, Н. И. Кормашов, В. П. Смирнов.

Пристального благодарного внимания достойны произведения Л. Л. Лукониной, Н. С. Рахманиной, Т. Г. Юфы (Чвановой), В. В. Маслова, В. С. Вдовина и всех остальных.

За десятилетия своей неутомимой многогранной работы по возрождению и популяризации российского наследия, музейных коллекций и памятников архитектуры С. В. Ямщиков был связан дружбой и творческим сотрудничеством с огромным числом не только художников, но людей самых разных. Среди них были учёные, знаменитые режиссёры, театральные актёры, танцовщики, голливудские звёзды, музыканты, писатели. Некоторые из этих людей имели (либо приобрели впоследствии) громкое мировое имя. Чаще они оставались безвестными. Однако почти всегда их отличительными чертами являются талант и не мнимая, а объективная значимость для культуры.

Способность найти, привлечь, направить на успешное совместное действие людей ярких и выдающихся – вот незаменимый (быть может, главный) дар С. В. Ямщикова. Художник пишет картину, литератор – книгу, архитектор проектирует церковь, режиссёр снимает фильм. Область личного созидания Саввы Ямщикова – человека глубоко артистичного и знакомого с вдохновением не понаслышке – была редка, сложна и в особенности уникальна. Его произведениями становились культурные события: благотворные перемены в отечественном духовном поле. Память о множестве таких состоявшихся событий долго не изгладится, их роль в истории культуры будет с течением десятилетий всё очевидней.

Этими свершениями становились открытия забытых, но великих имён из прошлого, эпохальные пополнения российских музеев, выставки, углубляющие само понимание искусства современным обществом. Сюда же следует отнести своевременное появление знаковых спектаклей, фильмов, издание книг (которые, будучи уже созданными и, быть может, насущно необходимыми стране, без тактичного, мудрого вмешательства мецената так и не вышли бы в свет). Перечисленное – в большом, неоценимом количестве – навсегда останется плодом художественной работы С. В. Ямщикова: его собственного, авторского и неповторимого, искусства.

Отец Благотворитель

Андреа дель Сарто. Мадонна с младенцем. Начало XVI века. Из собрания архимандрита Алипия.

Планировочно, экспозиционно и по смыслу – через личность С. В. Ямщикова – выставка «Музей друзей» нерасторжимо связана с другой мемориальной экспозицией, открывшейся в Псковском музее 27 июля. Речь идёт о выставке «Архимандрит Алипий: Человек. Художник. Воин. Игумен». Она знаменует 95-тилетие со дня рождения Ивана Михайловича Воронова (1914 – 1975), который через своё пастырское служение на посту настоятеля Псково-Печерского монастыря крупными драгоценными буквами вписал своё имя в историю России и её культуры.

При открытии выставки о. Тихон – нынешний наместник Печерской обители – особо выделил архимандрита Алипия как беспримерного благотворителя, который трудно постижимому множеству нуждавшихся оказывал скорую безотказную помощь.

Для нас же – для Псковского музея, для всей культурной жизни нашего города и его истории – велика и важна роль о. Алипия, как собирателя и дарителя художественных сокровищ. Именно в этом проявилась общественно значимая благотворительность этого выдающегося церковного и общественного деятеля – и здесь поистине его вклад не может быть оценён излишне высоко!

Навсегда – для нашего безрадостного настоящего и неопределённого предстоящего – архимандрит Алипий останется, помимо прочего, высоким примером должного отношения к материальным возможностям – к той или иной степени богатства, которым человек по воле Божией иногда бывает назначен на этой Земле управлять.

Кажется, все мы понимаем (в особенности пресловутый нынешний «кризис» учит этому), насколько любое здешнее благосостояние – частное, личное, государственное, церковное – временно, ненадёжно, субъективно. Безмерно важно из этого призрачного сочетания цифр суметь и успеть «выплавить» своею жизнью, разумом, творческой волей нечто подлинное, сверх времени значимое для людей и, следовательно, приближающееся к Вечному. Кто вспомнил бы сегодня о тех десятках (или, м. б., сотнях?) тысяч ветхих советских рублей, которые были в 1950-е, 60-е, 70-е годы затрачены о. Алипием на коллекционирование произведений искусства? Но озаряющие сегодня собой музейные стены картины Андреа дель Сарто («Мадонна с Младенцем»), Теодора Ромбоутса («Аллегория пяти чувств»), Иоганна Михаэля Ротмайера («Лот с дочерьми»), неизвестного итальянского живописца 1-й половины XVII века («Святое семейство со святыми Карлом Борромеем и Кларой Ассизской») остались памятником мудрости, любви к Родине, бескорыстного служения своему народу. Эти мировые шедевры первого ряда, достойные лучших на планете собраний – Эрмитажа, Лувра, Прадо, Уффици – принадлежат сегодня (благодаря усилиям архимандрита Алипия и С. В. Ямщикова) Псковскому музею-заповеднику. Они представлены на проходящей сейчас выставке.

О. Алипий – православный мистик, аскет и духовный воин – был, разумеется, далёк от стремления создать памятник себе лично. Но, подобно царям Древнего Востока, он сумел надлежащим образом направить вверенную ему экономическую мощь на создание такой ценности, которая выше времени. Сколь было бы полезно – для общества и для них самих – если бы нынешние «хозяева жизни» (в миллионы раз более финансово могущественные, нежели о. Алипий) направили хотя бы тысячную долю своей силы и власти не на личное потребление, не на бессмысленное сгребание в кучу всего, что «моль и ржа разъедают и воры выкрадывают»!

Бог не дал мне личной встречи с о. Алипием: в первой половине 1970-х годов мой возраст был ещё слишком невелик для этого. Но я хорошо знал и в пору моего отрочества много раз мог слышать и наблюдать В. П. Смирнова, М. И. Семёнова, С. В. Ямщикова в их взаимном общении. Сила личности, оригинальность, образованность, обаянье каждого из этих возродителей Пскова были огромны. И вот я, маленький, но впечатлительный, не раз слышал, как они – подолгу, с придыханьем, с восторгом – говорили об архимандрите Алипии, делились впечатлениями от ещё совсем недавнего (сегодняшнего) своего общения с ним, увлечённо обсуждали его слова, поведение и весь его образ. Все, кто общался с о. Алипием, сияли какое-то время (не всю ли жизнь?) его отражённым светом. И если он производил столь яркое и сильное впечатление на Смирнова, Ямщикова, Семёнова – как на младших друзей, на учеников и духовных своих детей – то какой же силой, какой «концентрацией» Духа Святого, воли и творчества обладал этот человек? Все эти качества в высокой степени переданы великолепными фотопортретами работы М. И. Семёнова, которые в небольшом числе предваряют памятную выставку.

Главным же приношением светлой и высокой памяти архимандрита Алипия является экспозиция 29-ти графических работ Юрия Константиновича Люкшина – нашего соотечественника, выдающегося православного художника современности, живущего в Санкт-Петербурге. Духовный сын и ученик о. Алипия, благословлённый им на творческое служение Родине в миру, Ю. Люкшин выразил свою любовь и преданность монастырю и Настоятелю тонко, трепетно и многообразно.

Неповторимая авторская манера Ю. К. Люкшина характеризуется, в первую очередь, предельной современностью, актуальностью для нашего времени. Если бы не православная тематика этого автора, не любовь к России и её людям, выраженная в каждой работе (даже в чудных «портретных» изображениях котов – бесчисленных Васек и Мурзиков!), я назвал бы Люкшина постмодернистом. В пользу такой оценки говорят и применение в обширных сериях однажды найденного и отточенного приёма (впрочем, развиваемого и многовариантного), и как бы кинематографическая увязанность отдельных работ между собой в некое сюжетное «сквозное» действие. [ 1 ]

О стилевой близости постмодерна говорит и принцип коллажа, последовательно применяемый художником, который иногда включает отрывки печатных текстов (фрагменты страниц молитвенников) в свои работы. Об этом же свидетельствует вполне осознанный уход от ученической «правильности» рисунка. Пространство Люкшина, сама дробящаяся на отрезки, атомизированная и как бы собираемая вновь структура его работ, отчётливо восходят к опыту П. Н. Филонова.

Но чудо: весь несомненный постмодерн (сам по себе абсолютно аморфный, «всеядный» и безразмерный) преображается и проясняется у Люкшина содержательной основой его произведений: тем светлым духовным началом и верой, которые в них выражены.

В особенности хороши из представленной Ю. Люкшиным Печерской серии «Труд и послушание», «Тихий ангел в келье», «Кормление голубя» и «Кормление птиц».

В листе «Труд и послушание» показываемая там голова монастырской лошадки (красной и восходящей к творчеству К. С. Петрова-Водкина, к вершинам русского символизма) одухотворена таким смирением и жертвенной мудростью, что делает данную работу Люкшина полностью созвучной некоторым стихам Велимира Хлебникова, молодого Н. Заболоцкого, произведениям А. Платонова и Н. Рубцова.

* * *

Обе выставки, столь тесно связанные между собой, переходящие друг в друга, продуманы, запланированы, организованы, т. е. в конечном счёте, созданы самим Саввой Васильевичем Ямщиковым. Именно он сквозь четыре десятилетия провёл как прочную непрерывную канву свою последовательную, неустанную работу. Эта работа сделала рассмотренные экспозиции возможными, обусловила ту светлую радость от общения с искусством, которую они приносят сегодня посетителям.

С. Ямщиков (со свойственной ему безошибочной организаторской хваткой, с высочайшей деловой обязательностью, которая – при жизни – никогда не устаёт и не ошибается) предусмотрел, казалось, всё: дни открытия, тексты пригласительных билетов, афиши и буклеты, художественное воздействие всего в целом на души благодарных зрителей…

Кажется, кто-то из выдающихся философов ХХ века высказался в том смысле, что время – субъективная форма восприятия нами нераздельно Сущего, что прошлое, настоящее и будущее в равной мере обладают предвечной полнотой бытия и Сам Господь, как конечная (и изначальная) причина прошлого и настоящего, ждёт нас в грядущем.

Смерть Саввы Ямщикова (который в момент гражданского прощания с ним лежал среди своей же выставки – между притихшим «многозвучьем» её густой жизни, сконцентрированной на полотнах и бумажных листах) воспринимается сейчас как некая Жертва: как увенчание его работы, закономерное и угодное Богу растворение великой Личности в бескорыстном служении людям – неотменимому Будущему нашей Родины и её несравненной, священной Вечности.

Не отпускает сознание того, что всё, прожитое нами в этом страшном и значительном июле, было – до последнего штриха, до деталей – самим Творцом продумано и «организовано»: ВСЁ высоко и строго провиденциально.

Юлий СЕЛИВЕРСТОВ

 

1 По принципу книжных иллюстраций или даже комикса, где крохотный, рудиментарно сохраняемый текст сам служит иллюстрацией для приобретших первенство картинок.