Преданы и забыты

В своем известном труде, посвященном православной церкви в советском государстве, Анатолий Краснов-Левитин написал точные и беспощадно правдивые слова: “Война 1941-1945 годов – это суд над народами и над правительствами, над партиями и над церквями”. [ 1 ] Конечно, автор подразумевал не судебный процесс или тяжбу по разделу сфер влияния, которые произошли в 1939 году или в 1945 году, но вкладывал в него библейское, духовное понимание – суд как обличение, суд как обнажение немощей, пороков, греховных язв, которые в мирное время могут искусно или бездарно скрываться, декорироваться.

Советские военнопленные. Фото из архивов Вермахта.

Война в своем страшном горниле сжигает все временное, суетное, второстепенное и являет суть вещей, проблем и сердцевину каждого человека. Это явление правды было настолько сокрушительным и нестерпимым, что советское правительство было вынуждено пойти на изменение (хотя и временное) во внутренней политике, а с другой стороны, именно поэтому история Второй Мировой войны в советский период была одной из наиболее заидеологизированных страниц нашей истории (это продолжается и по сей день).

Одним из таких судных обличений советскому строю, который затрещал по швам уже в первые часы начала войны, стала трагедия военнопленных красноармейцев.

Эта страшная история имеет свой пролог, который ведет свое начало с досоветских времен.

«Ограничения в отношении законов и обычаев войн»

В Европе попытки достичь договоренности о смягчении методов ведения войны и гуманном отношении к военнопленным начались в 60-е годы ХIХ века.

Инициативы исходили от министерства иностранных дел России и лично императоров, Александра II и Николая II.

Поначалу предложения России не встретили понимания в европейском сообществе. В 1899 году усилиями императора Николая II удалось созвать I Гаагскую мирную конференцию, на которой председательствовал русский посол в Лондоне барон Георг Фридрих Карл фон Сталь.

На конференции были выработаны пункты “Ограничения в отношении законов и обычаев сухопутных войн”. Сюда был внесен раздел, касающийся отношения к военнопленным.

В 1907 году была собрана II Гаагская конференция, на которой были внесены существенные поправки в предыдущую конвенцию и четко описаны права и обязанности военнопленных. [ 23 ]

После того, как Россия стала советской, новая большевистская власть отказалась признавать Гаагскую конвенцию. По словам В. И. Ленина, “Гаагское постановление о пленных создает шкурническую психологию у солдат”. [ 3 ]

Европейская общественность, потрясенная бедствиями и жестокостью Первой Мировой войны, принялась за разработку и пересмотр, в целях эффективности, положений II Гаагской конвенции о военнопленных.

В результате 27 июля 1929 года появилась Женевская конвенция “Соглашение об обращении с военнопленными”, которая существенно дополняла Гаагское соглашение.

Вот некоторые из важнейших пунктов Женевского соглашения: “регистрация пленных, инспекционное посещение лагерей представителями Красного Креста, возможность жалоб, питание, равное питанию тыловых частей армии того государства, в котором содержатся военнопленные, а также помощь Красного Креста”. [ 4 ]

Руководство советского государства отказалось подписать и Женевскую конвенцию.

«Русских в плену нет»

Когда началась Великая Отечественная война, несмотря на обращение немецкого правительства к Международному комитету Красного Креста “с намерением договориться об условиях содержания пленных обеих сторон” (русской и немецкой), на инициативы Красного Креста, обратившегося к советским послам в Лондоне и Швеции, на предложения союзников (в частности, Государственного департамента США) подписать конвенцию и соблюдать ее положения, Кремль оставался непреклонен.

Аргументация Верховного главнокомандующего Иосифа Сталина была предельна проста: “Русских в плену нет. Русский солдат сражается до конца. Если он выбирает плен, он автоматически перестает быть русским”. [ 5 ]

Это высказывание «вождя всех народов» было сделано в духе знаменитого приказа № 270, по которому для красноармейца не предусматривалась вероятность пленения; если же это произошло, то советский военнопленный становился на одну ступень с предателем и изменником Родины.

Например, пункт № 2 из сталинского приказа № 270 от 16 августа 1941 года гласил: “Попавшим в окружение сражаться до последней возможности, пробиваться к своим. А тех, кто предпочтет сдаться в плен, – уничтожать всеми средствами, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственных пособий и помощи”. [ 6 ]

Именно Сталин, Молотов и другие члены правительства и Государственного комитета обороны фактически предали миллионы русских солдат, оказавшихся в немецком плену в несказанно худших условиях, чем все остальные военнопленные армий, воюющих с нацистской Германией и ее союзниками.

Кажется, что подобная жесткая принципиальность советской стороны не поддается рациональному объяснению. Но так может показаться только при первом приближении к теме. Главное, что заставляло Сталина и его соратников избирать подобную позицию в отношении своих плененных солдат – это страх. Страх, что Красная армия, состоящая в основном из числа крестьян, не пожелает защищать советскую власть.

Опасения Кремля не были безосновательны. Только в 1941 году в немецкий плен попало около 3 350 000 советских военнослужащих. Это была настоящая катастрофа, которая даже для немецкого командования стала неожиданностью. Немецкая армия не была готова к такому наплыву военнопленных. В сентябре 1941 года только лишь для охраны уже захваченных в плен красноармейцев требовалось 150 тысяч человек, это число равнялось личному составу 10 дивизий, которые Германии неоткуда было взять. [ 7 ]

Наряду с жестокими и бессмысленными расстрелами военнопленных красноармейцев, порой пленных отпускали по домам (предварительно обезоружив и профильтровав) с милостью победителей, рассчитывавших всего через несколько недель пройти парадным маршем по Москве.

Правда, в ноябре 1941 года из лагерей военнопленных перестали отпускать лиц немецкого происхождения, украинцев и белорусов. К весне 1942 года, таким образом, было отпущено из лагерей 292 702 советских военнопленных, из них по официальной статистике 277 769 украинцев. После этой даты из лагеря военнопленных можно было освободиться только лишь в случае поступления в полицейские, охранные части и добровольческие соединения в составе Вермахта. [ 8 ]

Значительное число военнопленных было не только результатом хаоса и порой настоящей паники, которая охватила руководство Красной армии летом 1941 года, и привела к образованию так называемых “котлов”, то есть крупных частей воинских соединений (насчитывающих десятки тысяч человек), попавших в кольцо окружения. Другой причиной такого числа пленных красноармейцев была массовая добровольная сдача в плен. При этом сдавались не из любви к немцам, а из неприятия советского строя. Кремлевские вожди это прекрасно понимали, а потому не признавали за плененными красноармейцами право на жизнь, отказывались подписать международную конвенцию. Ведь советские люди, попав в руки врага, представляли для сталинского режима серьезную опасность. Они могли быть использованы и в пропагандистских целях, и в военных действиях на стороне противника.

«Страшно сказать, но, издеваясь над нашими пленными и доводя их до голодной смерти, немцы помогают нам»

Весьма примечательным может быть изучение ситуации в этом вопросе, которая складывалась в годы Первой Мировой войны. Российская империя и Германия в свое время подписали Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов, поэтому с начала военных действий были предприняты все меры для облегчения страданий военнопленных воюющих государств. Правительства обменивались списками пленных, действовала почтовая служба для пленных, медсестры, врачи, священнослужители из России имели доступ в лагеря с русскими пленными, для пленников из России устраивались православные храмы.

Статистические данные тех лет также весьма показательны – в ходе кампании 1914-1918 гг. в плен были взяты 2,417 миллионов русских солдат и офицеров, их них погибло в плену 70 тысяч человек. В 1941-1945 гг. в плену оказалось 5,754 миллиона советских военнослужащих, из них умерло 3,7 миллиона человек.

Хотя положение русских военнопленных в 1914 году серьезным образом отличалось в лучшую сторону от условий, в которых гибли пленные красноармейцы, это никоим образом не влияло на дух русских воинов Императорской армии. Так, например, из немецкого плена больше всего совершили побегов именно русские офицеры. Всего в 1914-1917 гг. сбежало около 260 тысяч русских, многие из них вернулись в свою армию.

Случаев добровольной сдачи в немецкий плен в рядах Русской армии практически не было (исключение составляют 2 тысячи украинских националистов, дезертировавших в немецкую армию). В годы Второй Мировой войны число добровольно сдавшихся в плен солдат и офицеров Красной армии составляло около 1 миллиона человек. [ 9 ] При этом переходили на сторону врага не только в первые месяцы войны, но этот процесс продолжался и в последний период военной кампании уже на европейской территории.

Немецкий исследователь И. Хоффман приводит интересные данные по двум последним годам войны. В декабре 1944 года на семь советских военнопленных приходился один перебежчик, в январе 1945 года на 26 человек – один перебежчик, в феврале этого же года на 29 человек – один перебежчик, в марте на 14 человек – один перебежчик.

В этот период по сравнению с союзными армиями число перебежчиков в Красной армии оставалось на удивление высоким. Из взятых в плен с декабря 1944 года по март 1945 года 27 629 советских военнослужащих не менее 1710 были перебежчиками, тогда как из 28 050 американских, английских и французских солдат, взятых в плен в конце 1944 начале 1945 гг., перебежчиков было всего лишь 5 человек. [ 10 ] В это время ситуация на фронтах для Вермахта была крайне тяжелой, и несмотря на это – вопиющая статистика, которую нельзя объяснить трусостью и “шкурными” интересами плененных красноармейцев.

Знаменитый английский корреспондент Александр Верт в середине 1942 года встречался с полковником Красной армии, у которого спросил о причинах игнорирования советским руководством Женевской конвенции. Офицер откровенно ответил: “Наша армия прошла через ад, и ей предстоит еще много адских испытаний, прежде чем закончится война. И в этом аду, надо признаться, мечту об удобной постели и завтраке (какие получают английские пленные) можно осуществить простой сдачей в плен, а это плохо влияет на моральное состояние армии. Но политически немцы совершают колоссальную ошибку. Если бы немцы обращались с нашими пленными по-человечески, это скоро стало бы известно. Страшно сказать, но, издеваясь над нашими пленными и доводя их до голодной смерти, немцы помогают нам”. [ 11 ]

Действительно, бесчеловечное отношение к советским военнопленным привело к огромным потерям – некоторые погибали в первые минуты пленения, другие гибли в момент этапирования (каждый десятый не переживал этап), наконец, умирали в лагерях от голода, болезней, замерзали или погибали при попытке бегства.

Так, например, на территории группы армий “Юг” смертность в лагерях военнопленных в декабре 1941 года составляла от 10 до 50 человек в сутки. На территории Польского генерал-губернаторства из 361 000 военнопленных к 20 октября 1941 года умерло 54 000, а к концу года это скорбное число выросло до 65 000 человек. В лагерях советских военнопленных на территории Германии к апрелю 1941 года от голода и тифа погибло 47% от общего числа заключенных. По сведениям немецких исследователей, к весне 1942 года из 3,35 миллиона советских пленных погибло около 2 миллионов. [ 12 ]

Сегодня известна приблизительная численность погибших по некоторым лагерям за весь период войны: Алитус - 35.000, Бобруйск - 22.000, Бяла Подляска - 100.000, Харьков - 10.000, Хорол - 37.000, Дарница - 70.000, Днепропетровск - 10.000, Динабург (Двинск) - 121.000, Глубокое - 27.000, Гомель - 100.000, Каунас - 40.000, Кировоград - 55.000, Кортополь (Ровно) - 18.000, Кременчуг - 48.000, Львов (Цитадель) - 150.000, Луполово (Могилев) - 40.000, Минск - 119.000, Молодечно - 33.000, Николаев - 30.000, Орша - 14.000, Псков - 50.000 [ 13 ], Рига - 40.000, Рига (ответвления) - 100.000, Ровно - 30.000, Житомир - 67.000, Славута - 150.000, Витебск - 76.000, Богушов - 23.000, Хелм - 60.000, Грады - 45.000, Ламсдорф (Ламбиновицы) - 100.000, Сувалки - 46.000, Замостье - 20.000. [ 14 ]

Для полной объективности картины следует отметить некоторые исключительные случаи, когда немецкие власти, вопреки нацистским идеям бесчеловечного отношения к славянам в целом, и к военнопленным в частности, старались возможными способами, хотя бы в незначительной мере облегчить страдания советских пленников на Восточном фронте.

Вот некоторые из них. Командующий тылом группы армий “Центр” 16 ноября 1941 года отдал приказ, по которому близлежащие деревни должны были доставлять продовольствие и одежду в лагеря военнопленных. Для этого выбирались представители из числа военнопленных, которые и выступали с обращениями к местному населению. По свидетельству немецких документов, население с энтузиазмом откликалось на эти призывы.

В Дулаге № 240 во Ржеве комендант распорядился построить отопляемый барак для больных и раненых, которые имели шанс для выздоровления, но остальные оставались умирать в землянках. В этом лагере была восстановлена мельница, работа которой позволяла выпекать ежедневно две тонны ржаного хлеба. Также были исправлены водопровод и лесопилка, что позволяло утеплять бараки и поддерживать некоторый жизненный уровень пленников. [ 15 ] Такие примеры оставались исключениями, которые не могли в принципе повлиять на общую картину страданий и массовой гибели советских военнопленных.

Следует отметить, что после 1941 года число красноармейцев, попавших в немецкий плен, сокращается. Так выглядит статистика по годам: 1941 год - 3 355 000 человек, 1942 год - 1 653 000, 1943 год - 565 000, 1944 год - 147 000, 1945 год - 34 000, всего - 5 754 000 человек. [ 16 ]

Конечно это приблизительные цифры, так как здесь не учтены те, кто был убит при взятии в плен, расстрелян из мести за убийства немецких военнопленных, погиб от ранений и болезней во время этапирования, был переведен в воинские части Германии в качестве вспомогательной силы без учета и ведома руководства Вермахта. Независимые эксперты определяют общее число пленных красноармейцев в 6 миллионов, из них погибло не менее 4 миллионов человек. [ 17 ]

Исследователи этого вопроса (А. Даллин) предлагают интересное сравнение положения советских пленных и англо-американских пленных. Смертность среди советских военнопленных составляла 57%, американских и английских - 3,5% (8 348 человек). Между 21 и 30 октября 1941 на территории Польши в лагерях советских военнопленных умерло 45 690 человек, то есть больше, чем 4 500 человек в день. Таким образом, за два дня погибло советских военнопленных больше, чем англо-американских военнопленных за весь период войны на европейском театре военных действий. [ 18 ]

К моменту капитуляции Германии в плену находилось не менее 900 000 советских граждан. Однако советские специалисты указывают на цифру в 1 863 000 тех, кто был освобожден из немецких лагерей и вернулся на родину. Расхождение можно объяснить тем, что советская статистика в разряд пленных отнесла казаков, добровольцев, “хиви”, солдат и офицеров Русской Освободительной армии, то есть тех, кто встал на путь вооруженной борьбы с советской властью и к военнопленным, строго говоря, не относился.

«Дайте то, что можете»

Советские военнопленные. Фото из архивов Вермахта.

Для многих советских военнопленных, переживших эпидемии и голод, испытания не закончились даже после возвращения в СССР. Репатриация советских граждан, оказавшихся в плену, на чужбине в качестве восточных рабочих и беженцев была предусмотрена особыми статьями Ялтинского соглашения. Этот сговор определял, что все советские граждане (а на деле и русские эмигранты первой волны), независимо от их желания, выдавались союзниками так называемым репатриационным комиссиям.

Не вдаваясь в подробности этой темы, коснемся лишь судьбы военнопленных. Подавляющее их число было обвинено в измене. Около 20% были расстреляны или получили 25 лет лагерей, 15-20% были осуждены на сроки от 5 до 10 лет, 10% были сосланы в Сибирь на срок не менее 6 лет, 15% были посланы на принудительные работы и только 15-20% вернулись домой. [ 19 ]

Война сталинского режима против своего народа продолжалась и после капитуляции нацисткой Германии.

Нельзя оставить в забвении тот факт, что на оккупированной территории зачастую единственная реальная помощь приходила от местного населения, которое было организовано и вдохновлено на дела милосердия православной церковью.

На приходах собирали одежду, продукты, медикаменты, а затем отправляли в лагеря военнопленных. Священнослужители посещали узников, поддерживая их словом и делом.

Так, например, Внутренняя Православная Миссия в Латвии, организованная по благословению экзарха Сергия (Воскресенского), своей главной задачей видела материальное и духовное окормление военнопленных Красной армии. [ 20 ] Протоиерей Кирилл Зайц писал об этом так: “Я был болен и вы посетили Меня, в темнице был и вы пришли ко Мне”. Вся деятельность Внутренней Миссии в наши дни состояла и должна была состоять в осуществлении в жизни этих слов Спасителя, по отношению к страждущим, раненым и больным военнопленным русским людям”. [ 21 ]

В первые недели немецкой оккупации Прибалтики местная администрация “по своему усмотрению разрешила проводить православные богослужения в лагерях”. [ 22 ] У оккупационных властей в тот момент, видимо, не было четких директив и установок относительно содержания военнопленных и возможности их окормления православной церковью. В тоже время, столкнувшись с невиданным количеством пленных, администрация лагерей в принципе была не против такой помощи извне, тем более что ждать ее было неоткуда.

Духовная и материальная поддержка лагерей военнопленных оказывалась и со стороны Псковской Православной Миссии в 1941-1943 гг. В городе Острове эту работу возглавил священник Алексей Ионов, в городе Гдове - священник Иоанн Легкий, в Порхове и Дно – священник Василий Рушанов.

В конце 1942 – начале 1943 гг. по православным приходам организованно проходил сбор теплых вещей в пользу советских военнопленных. Начальник Управления Псковской Миссии протоиерей Кирилл Зайц выпустил воззвание, которое было разослано по церквям и зачитано верующим: “Православный русский народ! Тронутые любовью к нашим, в плену находящимся, братьям, мы желаем им помочь и удовлетворить их нужды. С разрешения немецкого Военного Управления Православная Миссия устраивает сбор добровольного пожертвования одежды. Мы знаем, что русский человек не будет стоять в стороне, когда надо помочь своему ближнему. Мы уверены, что население охотно отзовется на наше предложение, чтобы снабдить одеждой тех военнопленных солдат, которые летом попали в плен и потому не имеют зимней одежды.

Дайте то, что можете: одежду, обувь, белье, одеяла и т.д. Все будет принято с благодарностью и будет роздано военнопленным. “Рука дающего да не оскудеет”. Передайте пожертвования священникам, а где таковых не имеется, – деревенским старшинам для передачи Православной Миссии во Пскове.

Воззвание утверждено комендантом. Начальник Миссии Кирилл Зайц”. [ 23 ]

Игумен Павел (Горшков), наместник Свято-Успенского монастыря в Печорах в 1941-1944 гг., “несмотря на условия оккупационного режима и свой преклонный возраст, …старался не только поддерживать порядок в обители, но и выполнять свой христианский долг, помогая голодающим, обездоленным, беженцам, военнопленным”. [ 24 ]

По благословению игумена в двух приходах города Печоры, на сельских приходах и в самом монастыре непрерывно “собирались деньги и продукты не только для больных и голодающих, находящихся в больницах Печор и Пскова, в тамошних богадельнях, но и для военнопленных”. Подводы, нагруженные продуктами, неоднократно отправлялись из монастыря в Псков.

Порой отец Павел лично сопровождал благотворительный “поезд” в Псков. Письма-благодарности приходили в монастырь из Пскова из богадельни на Завеличье, из городской больницы, из Псковского дома инвалидов, от больных и раненых военнопленных и персонала госпиталя лагерного пункта 134 в городе Пскове. [ 25 ]

В одно из своих пастырских посещений концлагеря в 1944 году игумен Павел “…под предлогом, что ему нужны работники в монастырь, вызволил из фашистского лагеря более десяти русских”. [ 26 ]

Богослужения в лагерях военнопленных совершали священники-миссионеры, в тех случаях, когда удавалось наладить отношения с комендантами лагерей военнопленных, так как по директивам из Берлина на территорию лагерей не допускались гражданские лица, в том числе представители духовенства любых конфессий. [ 27 ]

Некоторым сотрудникам Псковской Православной Миссии, арестованным в 1944 году СМЕРШем и осужденным на долгие сроки за антисоветскую деятельность, на следствии было предъявлено также обвинение в проведении контрреволюционной агитации среди пленных красноармейцев. Советская власть не могла “простить” не только самих пленных, но и тех, кто пытался спасти их от физической и духовной гибели.

+ + +

К великому сожалению, трагедия советских военнопленных до сих пор остается темой, неудобной для всенародного торжества в юбилейные дни. Но без этой страницы истории, без правдивого слова о войне и сама Победа превращается в пропагандистский глянцевый плакат, который не способен предостеречь от повторения ошибок, который закрывает личность живого человека, лишает нас исторической и духовной памяти.

Константин ОБОЗНЫЙ, кандидат исторических наук, г. Псков

1 Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М. 1996. С. 636.

2 Дугас И. А., Черон Ф. Я. Советские военнопленные в немецких концлагерях (1941-1945). М. 2003. С. 105.

3 Там же. С. 98.

4 Там же. С. 105.

5 Цит. по: Толстой Н. Жертвы Ялты. Париж: YMCA-PRESS, 1988. С. 19-20.

6 Цит. по: Финкельштейн Ю. Свидетели обвинения: Тухачевский, Власов и другие… (Проклятые генералы). Санкт-Петербург – Нью-Йорк: Журнал “Нева”, 2001. С. 140-141.

7 Александров К. Тайное оружие Вермахта // Вторая мировая: иной взгляд. М. 2008. С. 271.

8 Дугас И. А., Черон Ф. Я. Указ. соч. С. 133.

9 Толстой Н. Указ. соч. С. 22.

10 Цит. по изд.: Дугас И. А., Черон Ф. Я. Указ. соч. С. 109-110.

11 Дугас И. А., Черон Ф. Я. Указ. соч. С. 100.

12 Там же. С. 151-152.

13 По советским источникам, на территории города Пскова в 1941-1944 гг. погибло не менее 260 тысяч человек, большинство из которых были военнопленными. См. в этом номере статью А. Старкова «Дважды убитые».

14 Дугас И. А., Черон Ф. Я. Указ. соч. С. 303-304.

15 Там же. С. 133.

16 Там же. С. 294.

17 Там же. С. 302.

18 Там же. С. 301.

19 Там же. С. 310.

20 Внутренней миссия называлось потому, что ее деятельность не выходила за каноническую границу Латвийской Православной Церкви и за пределы рейхскомиссариата “Остланд”.

21 Зайц Кирилл, прот. Доклад Высокопреосвященнейшему экзарху Сергию от 23 октября 1941 года. Рига. Личный архив священника Андрея Голикова.

22 Шкаровский М. В.Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002. С. 352.

23 ГАПО. Ф. 1633. Оп. 1. Д. № 3. Л. 1.

24 Калкин О. А. Игумен (Горшков), наместник Псково-Печерского монастыря // Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости. Выпуск 26-27. С. 177.

25 Вместо славы претерпел поношение // Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости. Выпуск 26-27. С. 179-180.

26 Там же. С. 180.

27 Подробнее см. Обозный К. П. Благотворительная деятельность Русской Православной Церкви на оккупированной территории (Прибалтийский Экзархат и Псковская Миссия): помощь советским военнопленным 1941-1944 гг. // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. № 23. 2005. С. 201-216.