Статья опубликована в №32 (503) от 18 августа-24 августа 2010
Культура

Наладонник

Слова в никуда
 Юрий СТРЕКАЛОВСКИЙ 18 августа 2010, 00:00

Слова в никуда

Уже пара лет прошла, как ничего не пишу ни для «Губы» [ 1 ], ни вообще (почти) никуда. Как-то так складывается жизнь, что стало не до журнализма. Однако осталась привычка складывать в слова то, что вдруг пришло откуда-то – от книги, фильма, разговора с другом, от мелькнувшего за вагонным окном пейзажа. Порой от слова рождаются от «злобы жизни» - и эти слова самые злые. Копятся, копятся записные книжки, какие-то огрызки бумаги, вложенные в книги, незаконченные файлы, загромождающие «рабочий стол» в компьютере. Большая часть уже непонятно откуда взялась, непонятно, куда это всё девать, главное – непонятно, зачем было написано.

Разве что собрать по случаю и отдать знакомому редактору в дружественную газету – тем более, что настал её юбилейный выпуск. Так что вот: летите, разрозненные листки, письма себе и друзьям. На страницах «Псковской губернии» снова я, Юрочка, – нахал, зануда и проходимец, новоявленный Остап Бендер, заносчивый самозванец и верхогляд.

Не плачьте по пустякам, девушка

Юрий Стрекаловский. Фото: Александр Закордонец
Лучше вот это: сегодня гулял по островам по паркам. Там были звери, они откликались на флейту. Потом вдруг распахнулось море – всё в золоте заходящего солнца.

Со мною был мой дядюшка. Перед тем, как стать стоматологом, он ходил в море на сухогрузе. Это были 1960-е, он даже видел Битлз – где-то на Гибралтаре, что ли. Потом ему надоело быть стоматологом, и он стал водить огромные грузовики.

Очень его люблю, я весь в него. Когда я был совсем маленьким и жил у дедушки с бабушкой в доме с садом, уходящим в горы, мы с ним играли в этом саду. Там было полно старых автомобилей, которые покупали члены нашего весёлого семейства, собираясь отремонтировать. Никто их так и не смог завести, но место для игр было гениальное.

Приезжайте в гости, Марина. Побродим по паркам вместе. С дядюшкой познакомлю.

Вчера телевизор поведал историю:

Пара геев пришла к православному священнику на исповедь. Молодой батя их выслушал и выдал какое-то поучение, которое их так взволновало, что они через несколько дней решили его навестить на дому и там прирезали. Один держал, другой убивал. Потом нож выбросили в Волгу и спрятались. Убийц тогда не нашли.

Через семь лет один из них пришёл с повинной в милицию. Сказал, что не может больше жить с такими воспоминаниями, что священник ему является по ночам, что хочет снять грех с души.

Признание повторил даже в зале суда. Дали ему семь лет строгого режима. К тому времени они с другом расстались, где второй, он не знал, а сам женился, появился ребёнок. Следствию вроде как сообщил, что убили, опасаясь, что священник всем расскажет, что они голубые. И ещё священник сказал, что «спасёт их только молитва».

Когда убивали, было им по 22 что ли года. Батя тоже молодой какой-то был. Я не понял, женатый или в целибате.

Итог истории:

- один убит (священник),

- один в тюрьме,

- один в бегах, в федеральном розыске,

- у всех матери и семьи,

- у того, который сел, остались жена и маленький ребёнок.

Вопрос: кто виноват?

О драмах и драматизме

Встречаю тут на прошлой неделе поздно вечером на улице Валентина Курбатова. Идёт по улице Ленина с каким-то мужиком, руками машет, чего-то рассуждает.

Я говорю:

- Здрасьте, Валентин Яковлевич.

Он говорит: 

- А, здравствуйте, Юра. Вот это – показывает на мужика, с которым шёл, - такой-то и такой то, писатель, поэт, драматург. А это... (с сомнением на меня смотрит)... а это вот Юра Стрекаловский, писатель, поэт и драматург. Мужик смотрит на меня, руку жмёт.

- Я – говорит, - и не драматург вовсе. Ну какой я драматург.

А я нагло так выдаю:

- А я чего ж там... Драматург. Вот у меня и около меня сколько драм и драматизма. Так что отчего ж нет. Драматург!

(См. ответ Воланда на вопрос И. Б., не историк ли он) [ 2 ]. 

О реформе языка (из переписки по аське) [ 3 ]

M.G.: с коллегой сейчас общаемся по аське. я с ней поделилась твоими мыслями по поводу реформы:))

Strekalovski: и чё?

M.G.: да ниче. она считает, что, в сущности, ты прав.

M.G.: «ну в сущности он прав в том, что всему виной массовая грамотность индустриального общества ))) в принципе всем было бы лучше, если бы три четверти населения не умели писать и читать, соответственно не лезли бы и в интернет со своим мировоззрением )))»

Strekalovski: я такого не говорил. Я говорил, что язык - это поле для игры. А в игре должны быть правила.

M.G.: «но только тогда они не могли бы обеспечивать наши потребности в технологичных товарах и услугах ))) так что приходится за это расплачиваться )))»

Strekalovski: фу...

M.G.: нет. ты как раз такое не говорил.

M.G.: суть твоей речи сводилась к тому, что мы прогибаемся под быдло, которое не знает, как правильно писать и говорить и не хочет этого знать!

Strekalovski: нихьт. Никто не знает «как правильно». Не бывает «правильно». Но есть слои языка, и есть конкретные ситуации, потому что язык - это штука иерархическая и контекстная.

Strekalovski: у меня нет претензий к человекам, которые «не умеют правильно говорить и писать». Но есть претензия к издателям академических словарей, которые взяли совершенно неправильный курс. Курс этот заключается в том, что так называемая «норма» разбавляется и разжижается. А она должна быть - теоретически - очень строгой. Должен быть совершенно тоталитарный академический ригоризм, именно чтобы можно было говорить «неправильно», играть с этим. Простейший пример: анекдот про «один кофе и один булочка» теряет смысл. А это - часть культуры. Пусть маленькая, а часть.

«Если мир не текст, то что тогда он такое?» И, если жизнь не игра, то что такое жизнь? А как играть, если не надевать маски? А языковые маски – самые сложные и интересные.

Strekalovski: это во-первых. А во-вторых, язык - это последнее, что осталось. В смысле, последняя не подвергаемая сомнению (хе-хе, извиняюсь за выражение, «постмодернистской иронии») иерархическая структура: от «неправильного» (бытового) к «правильному» (академическому) - снизу вверх. А «новая норма» кощунственно искажает эту иерархию.

Strekalovski: как частный пример я приводил тот, что в современном русском обществе, где практически не осталось критериев «что такое хорошо, а что такое плохо» (кроме самого примитивного и пошлого, заключающегося в величине денежных доходов), чистота русского языка является привычным для меня способом выстроить и социальную иерархию (союз “и” тут очень важен), отделить «своих» от «чужих». Эту возможность новые словари также делают несколько проблематичной. т. к. традиционно «верховным арбитром» был академический словарь. А его нам вывихнули и обоссали.

Откуда мы

Есть два географических пункта, которые являются точками, откуда происходят Стрекаловские: между Сольвычегодском и Устюгом и на Байкале. Причём очевидно, что байкальские Стрекаловские – потомки тех, что с Вычегды и Юга. Вспомним, что Устюг был городом, откуда отправлялись первопроходцы, покорявшие Сибирь и Забайкалье (там и памятник Дежнёву, да и сам Ермак был человеком Строгановых).

В коренных этих местах фамилия произносится как СтрекАловский. Происхождение фамилии, вероятно, следующая: стрекати (гл.) в древнерусском означает «метко стрелять», «быстро бежать» (ср. в современном русском «стрекнуть в кусты», «стрекательная клетка»).

В средневековом Новгороде распространено было имя-прозвище СтрекАло (словообразование по принципу «кресало», «погоняло» - отглагольное существительное, образуемое при помощи суффикса «ло»: “корень” + ло) Вероятно, фамилия складывалась так: СтрекАло – его потомки СтрекАловы – их потомки СтрекАловские. Возможно, ещё вариант с населённым пунктом (правда, я такого не знаю там: СтрекАло – деревня, которую он заложил СтрекАлово – выходцы оттуда СтрекАловские. В новейшее время СтрекАловские, которые попадали в города европейской части России или просто в крупные города, где более привычна полонизированная форма ударения на –ский (с ударением на предпоследний слог: ДостоЕвский, ЧижЕвский, ЧернышЕвский, СадОвский, КозлОвский, ДомбрОвский) постепенно превращались в СтрекалОвских.

Так, например, произошло с моим отцом (из деревни Шипицыно Котласского района), который СтрекалОвским стал в армии (служил в ракетных войсках в Раквере, Эстония), а окончательно – уже в Ленинграде в университете. Я, таким образом, родился уже как СтрекалОвский, т. е. первый natural born СтрекалОвский в нашем роду. И мои дети уже СтрекалОвские. И моя жена (пока ещё) – тоже. А польский след, думаю – типичные семейные мифы.

К сожалению, у нас плохо хранят память о предках. Мне тоже рассказывали что-то про ссыльных поляков – не подтверждается. По-польски было бы Стжекаловски. Да и фамилия, кажется, появилась раньше 1772-го (год первого раздела Польши).

Ещё знаю, что было довольно много Стрекаловских в Северной Африке между войнами. Они туда попали вместе с флотом Врангеля. Было семейство художников Стрекаловских. Работы есть в монастыре св. Екатерины на Синае и в Стэнфорде. Но это – отдельная тема.

О страданиях и страдании

Только что (разговор с дочкой):

Я: Ну что, ты будешь дальше лежать и стладать (потеряла игрушку, потом она нашлась но, как говориться, осадок-то остался).

Она: - Нет, не буду стладать.

Я: Вот как хорошо. А то я так расстраиваюсь, когда ты стладаешь. Так мне от этого грустно... А тебе грустно, правда?

Она: Нет. Я же не могу глустить сама от себя.

Я: Действительно. А скажи, вот когда я стладаю, ты грустишь?

Она: Нет, потому что ты никогда не стладаешь.

Я: Да? Это почему?

Она: Потому что ты всё понимаешь.

* * *

Живём третий день душа в душу с ней вдвоём.

Фронтовая литература

Были в Борках на празднике фронтовой поэзии. Пригласил Курбатов, я радостно согласился, взял с собой Асю Орлик и Эмилиано. Два дня смотрел, разговаривал, думал.

Иван Васильев – когда он в своих Борках бился головой о стену, как этот описывает В. Я. Курбатов («Пропала жизнь!»), конечно, прав: пропала.

Та правда, которую он собирался проповедать мужичкам из птицеводческого совхоза (картинная галерея, экологический музей) – типичное hujo mojo (Мариуш Вильк). Ничуть не умнее «проектов», на которые все девяностые выдавали сумасшедшие кассы Сорос и Форд.

Картинная галерея в деревне – это вообще маниловщина. А «экологическое сознание» им там, в Борках, нечего было и прививать: не больно-то там и засрано. В целом идея такого Центра – скорее, для просвещения приезжих. Для «дачников». А их в деревне не очень-то любят.

Вообще, всё это так похоже на советскую «дачу» - наивно, трогательно, грустно, тщеславно, хлипко. Не то особняк, не то «халупа». Лачужка с претензией быть особняком. Для себя много, для целого мира – мало.

Иное дело – музей фронтовой литературы.

Как ни крути, таковая имеется, хоть определение внелитературное и оттого маловразумительное. Что это – жанр? Стиль? Направление? Есть огромная масса текстов разного качества. Скорее, плохого, в большинстве своём. С «литературной» точки зрения не очень хороших, то есть не очень хороших как литература.

Но тут явление другого масштаба, и мерка тут иная. Миллионы людей во всей России, да что, нет – во всей Европе и в целом мире даже (как тут не вспомнить «двести мучеников за демократию» из «Колыбели для кошки») – в ХХ веке прошли через вот это. Через что? И сколько-то тысяч (а, может, и к миллионам их число подходит – кто ж считал-то?) стали об этом говорить. И писать. Кто – из тщеславия, кто – от боли.

Да все от боли, так или иначе, я думаю.

Вообще, пишут от боли.

Кто-то это воспримет как явление, связанное с «патриотизмом». Те, кто писал – скорее всего, именно так, да. В большинстве своём. В меньшинстве будет, например, Астафьев. Или Слуцкий. «Я историю излагаю» - боль в чистом, дистиллированном, рафинированном, ферментированном (а оттого – перерождающем, обладающем перерождающей силой, то есть художественном) – виде.

Я скорее готов порою воспринимать ту войну уже как Приключение – в античном, в страшном смысле. Возможно, последнее европейское Приключение.

Поэтому отличная идея – такой музей. Аккумулировать тексты, тексты в широком, книжном смысле: издания, письма, людей, иллюстрации – об Этом.

Как если б собирали весь эпос, весь нарратив о Трое: всё, что сказали потом участники. А не один лишь Гомер.

Умер Дыховичный

Я пересмотрел его фильмы и передачи с его участием. Он знал и не боялся. Особенно впечатлила «К барьеру», где он пытался говорить с М. Веллером, а тот привычно кричал.

Можно знать много слов. А можно знать много языков. Это к вопросу о «культурности». Один сыпет словами, и хочет всех научить. Другой хотел всех понять.

Не помню

Не помню, не помню, не помню – где это, откуда? Про то, что… страшно не то, что время уходит; страшно, что ты остаёшься – всё тем же.

О «запрещённом искусстве»

Недавно возле Александро-Невской Лавры в Петербурге наблюдал такую картину. Рядом с лавкой, где продается церковное барахло, припаркован огромный джип, рядом священник, не старый, и его присные грузят в джип коробки со свечками и всем таким прочим. И вот стоит этот «батюшка» и излучает самодовольство. Образец типичного буржуа, мещанина, реализация тезиса: «Жизнь удалась!» Он всем доволен, и ничего, кроме тошноты, вызвать не способен.

Один мой знакомый священник – из пожилых, из тех, кто вызывает уважение, их тех, кто пришел в церковь в те времена, когда туда шли, жертвуя карьерами, становясь «невыездными» и «непечатными», шли ни за чем иным, только за Истиной и Жизнью – рассказывал, что в самые глухие советскими годы, если он ехал в поезде, то к нему со всего вагона сразу собирались люди. По полвагона собиралось – поговорить, задать вопросы: самые важные, предельные вопросы. И так было оттого, что православная церковь в те годы обладала громадным нравственным авторитетом. Потому что кругом было враньё, а Церковь никак не была к нему причастна.

Сейчас никто в вагоне поезда к священнику не подойдет, ни один человек. Горько сказать, но церковь утратила этот авторитет, этот горячий интерес людей и их надежду на то, что вот тут именно найдётся ответ и смысл.

И дело ведь не в том, что священники сегодня при деньгах и джипах. А в том, что деньги и джипы ими самими видятся символом благополучия. И горизонт упал, ограничился этим. «Небеса свились, как свиток».

Я знаю, я слышал их слова, видел их «в естественной среде», когда они не притворяются пастырями.

У нас сегодня какой поп считается хорошим? Не старец ветхий, не юродивый праведник, а справный батюшка, у которого на приходе все чётко, у которого спонсоры есть, но такие толком ничего не знают о своей вере, святости места, на котором находятся, не чувствуют и не понимают, зато несут в массы это свое плоское, самодовольное, омерзительное мещанство, от которого нормального человека, с минимальными духовными запросами, тошнит. 

И когда какой-нибудь такой начинает всех учить, то это настолько скучно, неинтересно и омерзительно, весь этот треп прокисший, что хочется бежать. Самое печальное, что мещанством их существование не ограничивается, они еще и лезут вещать и всех учить жизни. Если говорить о выставке [ 4 ], то они, оказывается, вправе решать, идти нам на выставку или не идти, заглядывать в эту дырку или не заглядывать.

По-моему, людям пора самим попов остерегаться. Вот сидят жирные попы в бане и несут друг другу чушь про захват Константинополя. Грустно все это. Я сам в православной церкви 20 лет, я писал диссертацию о церковном искусстве, я все это хорошо знаю, и поэтому мне особенно обидно видеть, что происходит сегодня с Русской православной церковью, как все профанируется, опошляется, лишается глубины, делается плоским, мерзким и пошлым. 

Фильм «Царь» П. Лунгина

Икона. Законченная и цельная сюжетная линия (в отличие от истории с блаженной девочкой), из тех, что всегда вызывали сомнение, типичная мифическая история из Миней об обретении чудотворной иконы («приплыла по воде», «найдена в дупле дерева»). Всегда при чтении такой истории возникал вопрос: кто её пустил по воде? Кто спрятал в дупле или пещере? А вот кто, и вот как. И всё – человеческое и Божье – срастается в такой истории. И кто ж после этого не признает чудотворной эту икону: праведником написанную, побывавшую в руках палача, вверенную мучеником её собственной Судьбе и Богом возвращённую от людей – людям.

И вот, кстати, именно такие иконы - с чУдной, и странной, и загадочной судьбой, - эти барыньки всё норовят пошло запереть в нарядный киот.

Гламур. Это главное здесь.

Фильм весь – о страшной природе русской власти, которая ближе к небу, чем любая другая и оттого вечно проваливается в кровавый гламур – от безысходности, от невозможности устроения Рая на земле (а особенно – на русской земле). И гламур сделан на славу: бархат, мозаика, золото, фряжские гаджеты, молитвы по ночам с челядью.

Кстати, о челяди: за весь фильм нет ни одной массовой сцены. Нет тут «народных масс» - одна челядь и дрожащая массовка. Как какая-то секта, поедающая сама себя на глазах у захваченной в заложники, пленённой толпы.

Почему «Царь», а не «Митрополит»? Потому что история святого давно понятна, рассказана и закончена. А царёва история – нет, она длится. Ужасная великая русская история, будь она проклята – она продолжается. В настоящем и страшном смысле – «открытый финал».

А Полоцк они защищали геройски – как шестая рота. Дело только в том ещё, что в Полоцк-то их никто не звал, они там захватчики. Тоже, кстати, очень русская история: то ли взяли город, то ли сдали, то ли отстояли – вот целая телега (целая Красная площадь – как вариант) вражеских пленных знамён. А всех героев – на дыбу.

И это никак не «исторический фильм». Это не про «тогда». Это про «сейчас» и про «всегда» - у нас. Я эту страну узнал и признал. Это моя страна.

American Madness (закончилась вторая каденция Буша-младшего)

Вот именно: страна – двухсотлетний «эксперимент демократии», «an experiment in democracy for more that 200 years».

200 лет страна искала путь, как построить у себя рай на земле, как жить на разумных основах человеку рядом с другим человеком, не мучая друг друга. Как реализовать прописанное в их Конституции право на счастье.

И сделано огромное движение, проделан длинный путь – от пуританских общин, жгущих ведьм – к Калифорнии 1960-х; от узаконенной охоты на туземцев – к антивоенным демонстрациям и действительно сильному движению за чужую свободу. От расовой сегрегации, от поражения в правах женщин…

Всегда – не застывшая литая победная колесница, а процесс и поиск. И развитие зримо, и результат убедителен, чёрт возьми. Вспомнить хоть «чёрный вопрос» в 1960-х и сейчас.

Поэтому то безумие, которое охватило Америку в 2000-е, при Буше-джуниоре, в первую очередь следует назвать предательством основного принципа этой страны. Они повели себя не как молодая демократия, которая ищет пути для себя (а уж получается – для всего мира). Они повели себя как старая, закосневшая, грузная и заносчивая империя, уверенная в собственном превосходстве – нравственном, культурном, военном, - которая «несёт себя высоко» и грубо навязывает остальным.

И так они вызвали ненависть и раздражение всего мира. Так погубили тысячи жизней и десятки городов. Так предали самих себя.

Буш – глупец и преступник. Самое ужасное, что он натворил – это крушение веры в Америку у неё самой и у всего мира.

Контрмодерн сейчас

В силу того, что вторую половина ХХ века русская культура провела на «обитаемом острове», в русском актуальном искусстве всё ещё очень силён и «всерьёз» возможен контрмодерн. Архаизаторы не только имеются не в качестве курьёза, но вполне продуктивны, и не только в виде «попсы» (Илья Глазунов), а всерьёз, как, например, Георгий Свиридов.

Модерн vs контрмодерн – этот дискурс всё ещё продолжается.

А постмодерна – нет. «Русский постмодерн» всего лишь поучителен.

Что мне ваше дурацкое «Доброе утро!»

…по радио, которое никогда не молчит. Я ещё не ложился.

Абсурд

Новый мобильник предлагает услугу «будь в курсе». Выглядит это так:

Мобильный телефон (самовозбудившись): услуга «будь в курсе». ОК?

Я: ОК.

Мобильный телефон: умер космонавт Попович. ОК?

Как угодно, но европейское искусство…

…основанное на античном представлении о существовании объективного, вечного и трансцендентного эстетического канона – бесчеловечно и жестоковыйно. Какой контраст с «безобразной» и даже «сатанинской» иконографией Востока (Китай, Япония, Индия, Ява).

Ислам – так и вовсе трусливо бестелесный.

Кстати, Лютер с его иконоборческой аскезой – на этом пути.

Грузия. Война.(из переписки двухлетней давности) [ 5 ]

Я: эх, поющие грузины... не успел я с вами подружиться... Инна, наверняка Вам за последний месяц эта тема - как бы сказать помягче? - надоела, но всё-таки: как думаете, это навсегда или надолго? У меня почти физическое ощущение, что на том месте в моей душе, где была Грузия, теперь кровоточащая пустота.

Кстати, знаете, что моя мама родилась в Тбилиси?

Привет Пскову, при случае – Ч. и М. с женой (c которой не знаком).

Инна: по поводу Грузии – пустота вызвана именно чем? Тем, что Кикабидзе отказался от ордена Дружбы? Извините, за горький юмор. Вот сижу сейчас и раз десятый уже стираю строки, которые пишу про Грузию. сказать нечего...

Если бы Вы знали, как сами грузины относятся к неадекватному Коба-подобию.... шут, и вся его молодая банда... я в 92-м была в Сухуми у тети, когда там началась война. И нас тетя прятала в курятнике, чтобы абхазцы нас там не вырезали. В соседнем дворе застрелили нашего дальнего родственника, труп его я видела, а мои родители, отправив меня туда на лето и не знали, что там происходит. А потом когда им сюда сообщили, отец такими путями пробирался через блокпосты, пряча документы, поседевший, продавший все - вещи, часы - пришел пешком меня забрать.

И потом потоки беженцев из Абхазии, бросивших свои особняки и квартиры, умирая, шли через перевал. И вот сейчас снова такое произошло. Мира там не было бы, все что произошло - это просто давно задуманное логическое какое-то подытоживание вот этих вот мясорубок. Но мне так обидно и больно, что когда мы отдыхали в Сочи и я хотела поехать в Новый Афон – мне сказали, Вы с вашей фамилией можете оттуда не вернуться. А Вы думаете, что на уровне массового неПРОЗОмбированного сознания все равно появится неприязнь к России? Вы думаете это - вся Грузия?

Я: Строки про Грузию я тоже пишу и стираю, пишу и стираю. Не найти слов, а нужно и хочется высказать то, что чувствую.

Пустота оттого, что, хоть я никогда не был в Грузии, хоть даже друзей нет грузинских, но всегда было чувство, что - как бы не обострялась взаимно политическая паранойя,- всегда остаётся такая чудесная страна там за горами. И когда-нибудь я встречу друга-грузина, когда-нибудь поеду туда.

Вот с Горшковым собирался (мы с ним недавно подружились, когда по псковским усадьбам ездили).

А теперь кажется, что этой страны – в моей душе – не стало. И не потому, конечно же, что я разочарован в ней – упаси, Бог! Просто появилось чувство, что нет там мне больше места после того, как ОНИ вот это сотворили. Довели до того, что русские и грузины друг в друга стреляли, друг друга бомбили. Не бешеные «добровольцы», а такие же, как я, люди.

В первой декаде августа я был на другом семинаре, тоже в Польше. И всерьёз собирался полететь в Тбилиси – увидеть своими глазами, что там на самом деле происходит, написать об этом. И самое главное - хотел, чтобы там был хоть один русский человек, хотя бы символически. Чтобы те, кто там живут, помнили, что русские не только на бомбардировщиках.

Наивно? Да, наивно.

Не поехал: понял, что не нужен я там, что всё, поздно. C какими я глазами бы туда явился? Кому я там нужен теперь?

При том я вовсе не натолюбивая «пятая колонна» типа наших правозащитничков, которые тут же стали подпевать Саакашвили. Я просто вижу, что ситуация пришла в такое состояние, до которой не должна была доходить НИКОГДА.

И очень противно было смотреть дома телевизор, где радостные вести с фронтов. Отличный пример: тяжёлый атомный крейсер «Москва» утопил грузинский катер. Вот уж победа так победа.

При том, может, этот катер и в самом деле был опасен (выпустит ракету, мало не покажется; в 82-м англичане так потеряли целый новенький эсминец). Но всё равно: стыдно такими «победами» хвастаться. И такое впечатление от всей этой «войны». Трагедия это, тяжёлая и стыдная трагедия для всех сторон. А не радостная победа.

Про абхазов. Я примерно так это всё и представлял: это был ужас. Про бегущих через перевалы с детьми, голодающих, замерзающих там людей. Про то, как на них охотились уголовники. Слышал.

Знаете, два года назад мы с дочкой (ей тогда было два с половиной) были в горах. Она устала, я понёс её на руках, ребёнок уснул. Стало темнеть и холодать, мы спускаемся, Дуняша спит у меня на руках. И тут я представил, как тогда вот так же шли люди, несли своих детей. Такие же, как я. И как умирали там. И как их там убивали «охотники».

Ваш отец...

Почитал Ваши заметки и особенно вот эту историю 92-года... Я бы очень хотел своим дочерям быть таким. Видно, как Вы ему верите, и не боитесь с ним. Имеете основания.

Вчера мы с моей очень близкой подругой долго разговаривали о жизни. И в том числе о том, что такое отец для дочери.

Я так думаю, что отец закладывает ещё и такую глубинную функцию: если был хороший отец, человек не боится жизни и верит в себя. Вот у Вас, кажется, хороший отец.

Извините, полез не в своё дело, кажется.

C искренним и горячим приветом.

юс

Краков

Юрий СТРЕКАЛОВСКИЙ.
Только для «Псковской губернии»

 

1 «Губа» - сленговое название среди журналистов газеты «Псковская губерния».

2 Воланд ответил: «Я — историк. Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!».

3 Авторская орфография и пунктуация диалога в этом разделе материала сохранены.

4 Речь идет о выставке «Запретное искусство», ставшей причиной не только общественного скандала, но и поводом для возбуждения уголовного дела против ее организаторов.

5 Авторская орфография и пунктуация диалога в этом разделе материала сохранены.

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.