Статья опубликована в №20 (842) от 31 мая-06 июня 2017
Политика

Навальный стал реальностью

В Пскове открылся предвыборный штаб политика, «которого нельзя называть»

Штаб в Пскове стал сороковым в избирательной кампании Алексея Навального — политика, который царит в интернете, но чьё имя никогда не произносят на телевидении. 28 мая из виртуального пространства он вышел в нашу псковскую физическую реальность. Навальный лично приехал открыть штаб вместе с Леонидом Волковым и остальной командой. Офис, где будут встречаться его сторонники и волонтёры, находится в центре Пскова на улице Некрасова, 38/25.

Некрасова, 38 — это как раз напротив редакции «Псковской губернии». В этом же квартале, на Некрасова, 23, напомним, здание областной администрации. Через перекресток — СИЗО и областная прокуратура. Словом, лучшего места для предвыборного штаба Алексея Навального не сыскать.

Власть отреагировала на его приезд по-умному — проигнорировала. Обошлось без зелёнки и казаков, а одинокий пикетчик, чей плакат цитировал Льва Шлосберга про отсутствие у Навального программы, только придал мероприятию местный колорит. Пообщаться с политиком захотели многие, пришло больше ста человек. Было буквально не продохнуть — кондиционер не справлялся. И это при том, что псковский штаб — один из самых просторных, как сказал Леонид Волков.

Фото: Артём Аванесов / «ПГ»

Открывая штаб, Алексей цитировал инстаграм губернатора Андрея Турчака, его пост по итогам акции 26 марта: «Собственно, у «поколения нулевых» сейчас развилка, очень жёсткий и не терпящий отлагательства выбор: или опостылевшие лозунги чужих людей с нулевой перспективой, или самим, без воспитателей и специалистов «по борьбе с молодёжью» думать и предъявлять стране и миру СВОЁ Большое Будущее».

«Я прочитал это и думаю: вот же ты наглый человек! Вот это происходящее в стране ты называешь Большим Будущим? Заходил человек, спросил у меня: «Удалось ли вам, Алексей, что-нибудь увидеть в городе Пскове?» Я подумал в этот момент: ну, я что-то увидел из окна машины, но не разглядел, потому что голова моя моталась в этот момент вот так, — здесь Алексей Навальный продемонстрировал, как именно моталась его голова. — Потому что дороги в городе Пскове — они чудовищные!

«Это ещё хорошие, — возразил кто-то из волонтёров. — Мы в центре города сейчас». Навальный посмеялся вместе со всеми.

«Один из древнейших русских городов, — продолжал описывать Псков политик. — Он должен быть вылизан вообще, такой образцово-показательный город-картинка, который, по идее, мы должны показывать иностранцам в подтверждение любимого тезиса этой власти, что у нас тысячелетняя история. Но вы разбомбили эту тысячелетнюю историю! Какое Большое Будущее? Поэтому я приехал сюда, для того чтобы, как говорит Турчак, мы все сделали очень жёсткий и не терпящий отлагательства выбор: либо вот это всё, либо действительно нормальное будущее».

О том, каким должно быть нормальное будущее и как до него добраться, редакция «Псковской губернии» более детально поговорила с Алексеем Навальным до открытия штаба.

«Постараемся сделать светящуюся вывеску для Турчака»

– Каковы планы по существованию вашего штаба? Он создаётся на неопределённое время, до президентских выборов или до отказа в регистрации, допустим?

– Это штаб президентской кампании. Конечно, мы будем зарегистрированы, и мы пойдём на выборы. Это абсолютно рабочее помещение, такое, какое должно быть у кандидатов во время президентской кампании. Мы будем сюда приглашать волонтёров, отсюда их координировать, здесь будут лежать горы какой-то агитпродукции, это часть нашей настоящей избирательной кампании. Настоящих избирательных кампаний-то в России никто не ведёт. Обычно кандидаты в президенты что-то говорят в телевизоре и в лучшем случае едут по крупнейшим городам-миллионникам. А вот всего остального никто не делает, в том числе потому, что и волонтёров нет, и [считается], что они, в общем-то, и не нужны: ты в лучшем случае можешь взять платных агитаторов. У нас волонтёров много, поэтому нам нужны такие помещения, чтобы они работали. Что там дальше будет? Это мы решим. Сейчас мы не загадываем. У нас грядёт избирательная кампания, и мы работаем. А мы сейчас в центре города?

– Практически да. Здесь, на этой улице, находится администрация региона.

– Турчак будет проезжать мимо нашего штаба. Постараемся сделать светящуюся вывеску для него, чтобы и вечером он нас видел.

– Хотелось спросить про новые методы работы в этой избирательной кампании, волонтёры – это понятно. Вы во многом сделали ставку на «Ютуб». А ещё меня волнует «Телеграм»: у вас персональная ненависть к «Телеграму»?

– Нет, я его использую как мессенджер. Мне не нравятся анонимные телеграм-каналы. Во-первых, потому что я подписан на несколько неанонимных, иногда мне присылают смешные истории про меня в анонимных телеграм-каналах, поэтому они меня раздражают: там пишут глупости. Но есть несколько умных людей: Смирнов или Чиков — я подписан на них. Когда люди пишут в «Фейсбуке» — на это можно хоть ссылочку дать, сказать: «Почитайте» — или потом найти этот пост. А всё, что отправил в «Телеграм», — это какая-то чёрная дыра, оно там растворяется. Поэтому когда всякие охламоны из анонимных каналов пишут — ну пусть пишут! А когда нормальные люди ушли из «Фейсбука» или из «ВКонтакте» в «Телеграм» — это немножко раздражает, потому что пропадает что-то интересное.

Что касается «Ютуба», я очень доволен, что мы им занялись. Долгое время мы боялись, опасались: было страшновато. До сих пор мне довольно страшно вести этот «Навальный LIVE», прямо каждый раз очень стрессовая ситуация. Но зато это даёт охват аудитории. Мы через него дотянулись до крупных аудиторий, которые уже сравнимы с телевидением. Сильно по-прежнему уступают, да, но сравнимы с телевидением. Поэтому мы делаем это и всё время пытаемся изобрести что-то новое, мы очень гордимся тем, что нашему каналу «Навальный LIVE» ещё нет трёх месяцев — а уже 350 тысяч подписчиков. На основном нашем канале уже где-то миллион сто, наверно, скоро будет. Довольно быстро растёт аудитория. И, наверно, главное наше достижение даже не то, что мы канал раскрутили, а то, что мы политику привнесли в «Ютуб». Я сейчас сюда ехал из Питера, смотрел: блогер Николай Соболев — огромное 12-минутное видео про политику, Сашу Спилберг, митинги; Соколовский — видео про Усманова на первом месте сейчас в топе висит. Они начали обсуждать политику, и это замечательно, мы этим удовлетворены. Я не знаю, насколько это прямо поможет нам в избирательной кампании, но в целом, я считаю, это хорошая вещь.

«Он какой-то охламон и жулик»

– Вы верите, что будете зарегистрированы на выборы, когда подписи будут собраны?

– Проблема — она до подписей стоит. И насколько я понимаю, их план даже не принять документы, не начать сбор подписей. Но мы считаем, что если действительно создадим сильное общественное давление отовсюду, по всей России — не в Москве и Питере, а в любых городах, даже небольших, то будет давление реальное. Про которое они знают, что это не «Ютуб», не «Твиттер», не «Фейсбук» и это не Москва. На самом деле, любой опрос общественного мнения показывает, что [если] люди говорят: «Зарегистрируйте, требуем регистрации!» — они никуда не денутся.

Фото: Артём Аванесов / «ПГ»

– Вопрос про продвижение «Ютуба» у меня вызвал аналогии вообще по продвижению каких-то персоналий. Ну вот модный сейчас Юрий Дудь отчасти благодаря вам сделал 800 тысяч подписчиков уже.

– У него, по-моему, до миллиона почти дошло, но всё-таки не благодаря мне. У меня там самое популярное видео, да. Моих интервью много, но такое, чтобы три с половиной миллиона просмотров!.. Это всё-таки у него специфическая манера подачи.

– Но вы понимаете, что продвигаете какие-то проекты? Кто вот раньше знал Шария (украинский видеоблогер. Ред.)? Зачем его было вообще упоминать?!

– Ну а как? Невозможно! Он теперь постоянно снимает видео про меня.

– Он счастлив просто, понимаете?

– А от этого деваться некуда. Это обратная сторона «Ютуба». Я ничего не могу поделать. Он какой-то охламон и жулик, и у меня нет ни малейшего желания вступать с ними в полемику, но он эту всю штуку поймал, и теперь на каждой встрече люди приходят и что-нибудь хотят спросить про Шария, хотят записать это, выложить, получить тоже свои лайки и просмотры. Но так устроено, я же не могу сказать: «Я не буду отвечать на эти вопросы». Я, наверно, отличаюсь от многих политиков, в том числе оппозиционных, тем, что я отвечаю на все вопросы. Вы спрашиваете, куда деваться? Это как раз такой элемент общественного давления. Он его смог как-то организовать, поэтому я отвечаю, хотя меня это раздражает. Но ничего не сделаешь.

«Турчак — опасный человек»

– За Псковом вообще как-то следите? За нашим дорогим губернатором?

– Ну, слушайте, я, конечно, слежу за Турчаком! Я эксклюзивную вам могу сказать информацию про Турчака. После чего мы ввели секретность в нашем офисе и перестали называть чиновников по фамилии? Албуров принёс мне эту каннскую виллу Турчака, и мы её сидели обсуждали. Обсуждали-обсуждали — и за день до того, как мы должны были её опубликовать, они сами в газете «КоммерсантЪ» это раскрывают. И вот просто блин! И уже пост был написан, красивые картинки, всё! Ну, как бы я не верю ни в какое совпадение. И после этого отделу расследований запрещается вообще упоминать какие-то фамилии объектов и расследований. Поэтому Турчак — один из людей, за которыми мы следим. Я считаю, что он причастен к нападению на Кашина. Я считаю, что все факты, показания свидетелей показывают, что он причастен к нападению на Кашина, поэтому, конечно, он не просто коррупционер, как я считаю, а он опасный человек, который, возможно, действительно пытался организовать политическое убийство.

– Ну, кажется, как минимум покалечить точно.

– На этом видео же видно, что умысел там явно убийство. Ничего себе, там 40 ударов арматурой по голове!

– Как вам в этом свете награждение его медалью ордена «За заслуги перед Отечеством»?

– Оскорбительно, как в этом свете происходят все такие показные [награждения]. Награждение полицейских, которые избивали людей… Они всегда так делают, это же не касается Турчака. Они всегда вот этому общественному мнению, гудящему «Фейсбуку» любят, конечно, бросить это в лицо: специально вызвать и наградить. Это довольно часто бывает, и много мы видели таких примеров. И это работает: у людей внедряется мысль про то, что ничего изменить нельзя. Это для этого же делается, чтобы они думали: «Блин, ну как вот?.. Мы все по поводу Турчака встали на уши: доказательства, какие-то записи, какие-то свидетели — а его награждают. Ну, значит, точно ничего изменить нельзя. Ну какие перемены, какие митинги, какие выборы, если уж такие вещи творятся?» Это довольно рациональный ход.

«Диалог с Усмановым полезен, но прорыва не произошло»

– Усманов и «Тьфу на вас»: что было хуже, когда вас было запрещено упоминать в принципе или сейчас, когда каждая собака считает важным прокомментировать?

– Штука в том, что меня по телевизору-то по-прежнему запрещено упоминать. Если бы он по телевизору говорил «Тьфу на вас», я был бы гораздо больше рад, понимаете? Они же пришли на нашу территорию, где меня упоминать можно в любом контексте сколько угодно, и здесь они говорят: «Тьфу на вас». А там — тишь да гладь. Найдите на федеральном канале, хоть на одном, упоминание о том, что идёт какая-то дискуссия с Усмановым. Поэтому никакого с этой точки зрения прорыва не произошло. Я отлично понимаю, что это делается для того, чтобы отвлечь внимание от Медведева и расследований в целом, перевести всё в плоскость обсуждения каких-то изнасилований. Но и сам диалог с Усмановым полезен, потому что один из символов путинского режима и основа — экономическая — этого режима.

Фото: Артём Аванесов / «ПГ»

– А тот ответ Медведева: как вы считаете, его всё-таки заставили ответить из-за тех происшествий? Говорили же, что якобы это связано с терактом в Петербурге, от которого надо было отвлечь внимание.

– Нет, конечно, они увидели митинги. Они, во-первых, понимали, что теракт отъел большую часть внимания — это первое. А второе — такое количество людей, вышедших на улицу в таком количестве городов проигнорировать нельзя. Был бы просто московский митинг — это ладно. Но когда у нас было 84 города... И везде — у вас же тоже здесь был какой-то митинг? Пусть небольшой, но он был.

– Как это небольшой? Сто человек — для нас это много.

– И во всех городах то же самое. Да, говорят, был митинг 300 человек, но это самый большой митинг, который прошёл в нашем городе за последнюю тысячу лет. И поэтому они вынуждены отвечать.

– А 12-го числа вы планируете что-нибудь? Массовая акция будет?

– Ну, вот сейчас мы узнаем: а у вас что-то здесь будет?

– У нас 12-го планируется митинг.

– И я планирую. Это же вещь такая, возможно, самая интересная, самая важная — о митингах 26-го числа и, если получится, еще 12-го числа, потому что они сами по себе организовываются. Мы ничего не организовываем. Мы организовывали в 20 городах в смысле того, что наш штаб просто подавал заявку. А так вообще-то мы ничего и не делали. Это реальное движение снизу, поэтому состоится здесь что-то, в Пскове, или не состоится — это не мой вопрос, это вопрос всех людей. И этим прекрасно: именно поэтому они отвечают, именно поэтому они так боятся этих митингов, именно поэтому сейчас они бегают по всем вузам и показывают какие-то ролики. У вас тоже? Вот видите!

«Я не понял митинг «Надоел»

– 29 апреля была акция «Надоел», причем это было анонсировано сразу после митингов 26-го числа. Это конкуренция заочная?

– Ну, не знаю. Она, может, и конкуренция, но я в ней не вижу ничего такого прямо уж плохого. Странная акция, я не понял её, поэтому я её не поддержал, я не понял, о чём она. Это просто не работает. Это не политика — это политтехнология. Если ты хочешь провести акцию, то скажи: «Я хочу провести митинг с такими-то лозунгами такого-то числа». И это понятно людям, это называется «политическое действие». А когда вы говорите: «Мы хотим провести акцию, но не скажем, о чём», — это довольно странно, это не работает. Люди же не идиоты тоже, они не хотят участвовать во флешмобах, они хотят заниматься чем-то реальным. Поэтому она не получилась. Но в том, что они начали делать, ничего же такого плохого нет. Они увидели, что люди пошли на улицу, хотели что-то тоже сделать, пока есть волна. Попробовали — где-то получилось, где-то не очень получилось.

– Создалось впечатление, что они хотели посоревноваться не только в митинге, а в количестве задержанных, как будто была установка: «Давайте, чтоб вас побольше задержали, мы страдальцы. А ещё у нас есть правозащитники, они вам будут помогать».

– Скажем так, на эту тему я выскажусь политкорректно: я не понял этой акции, она явно не очень получилась, но то, что кто-то какие-то акции делает, это хорошо.

– Вообще «Открытка» вам сторонники?

– Сторонники, конечно. Ну, они же поддержали меня на выборах. Конечно, они сторонники. Там разные очень люди есть, ну прямо очень разные люди, но в этом смысле я не собираюсь смотреть, кто внизу, меня интересует позиция Ходорковского. Позиция Ходорковского нормальная, и они поддержали — конечно, они сторонники.

– У нас оккупировали «Открытку» националисты.

– Серьёзно? Бывает. Это сложная такая, очень эклектическая вещь. И когда националисты — это ладно, а в некоторых какие-то единороссы просто везде сидят во многих регионах — это гораздо хуже.

– Среди людей, что на сайте регистрировались, тех, что должны подпись за вас поставить, когда понадобится, много ли из Пскова и Псковской области?

– А Леня (Леонид Волков.Ред.) мне сейчас поможет.

[Волков]: 1200 у нас из Пскова сейчас, 1400 — из области. Значит, 200 примерно человек из области, ядро – из Пскова.

– Но это те, кто прошли все стадии: телефон, эсэмэска. Мы не считаем просто мейлы, мейлов у нас гораздо больше. Это вот такие, которые даже анкету заполнили, да?

[Волков]: Да.

– Про которых мы знаем всё.

[Волков]: Да, надо знать, что у нас формальные критерии, мы открываем 77 штабов — это все города России с населением больше 200 тысяч человек. Там исключения — Грозный и Махачкала и с исключениями типа Нижнего Тагила или Набережных Челнов, где есть город-миллионник и мы необходимые подписи соберём в нём, поэтому в Нижнем Тагиле и в Набережных Челнах отдельно создавать нет смысла. Вот в России всего 90 городов с населением больше 200 тысяч, и из них 77 у нас штабов. Псков с населением 208 тысяч, по-моему, извиняюсь, второй с конца город вообще, в котором штаб.

– Самый маленький у нас Бийск.

[Волков]: Самый маленький — Бийск, а второй до сих пор по величине — Псков, который преодолел нашу планку отсечения. А по показателям по всем он далеко не на последнем месте, по количеству подписей, по всему. Мы делали план типа семь с половиной тысяч на город-миллионник, максимально возможно на полумиллионнике 5 тысяч, а на остальные — меньше, пропорционально населению. На Псков у нас план по сбору — полторы, а есть уже 1 400 условных подписей. Можно расходиться.

– Важно понимать, что это всё-таки первый этап кампании, когда мы открываем только 77 штабов в основных городах. Плюс у нас есть довольно большое количество городов, где будут открыты так называемые народные штабы, где у нас нет пока ни денег, ни координаторов, ничего, откуда пишут люди: «У нас есть помещение и есть я — хочу открыть штаб». Мы завели целое направление и говорим: «Ну, открывай». Это будет называться народный штаб, мы там ничего не оплачиваем, ничего не делаем — они сами всё делают.

– На вас «эховцы» недавно обижались и говорили, что «ай-яй-яй, Алексей Навальный переформатирует всю журналистику, перестаёт отвечать на вопросы и говорит: «Смотрите мой канал, ничего вам не буду говорить». Это надуманные претензии?

– Меня это ужасно раздражает, эта московская журналистика — они очень сильно погружены в себя. Это сороковой штаб, из них я был на открытии тридцати одного штаба. Это значит, я провёл тридцать одну встречу, на которой отвечал на вопросы, провёл фактически тридцать одну пресс-конференцию и где-то шестьдесять или семьдесят таких индивидуальных интервью, я целыми днями отвечаю на вопросы. И тут, конечно, московскому журналисту, которому сказали: «Отстань, мы заняты», — ему просто должно оскорбиться и сказать: «Навальный перестал отвечать на вопросы». Но проблема-то шире. Даже не проблема, а наступление нового времени. Действительно, очень часто не имеет смысла давать интервью. Плющев на эту тему, кстати, написал отличную статью, которую я всё осмысляю, о том, почему видеоблогеры неохотно общаются со СМИ. Потому что не имеет смысла. Потому что ты выступаешь, и ты можешь выступить на миллион. Зачем тебе по какой-то горячей теме, по которой я сам хочу выпустить видео, по которой я сделаю эфир на «Навальный LIVE» и его посмотрят 400, 700, миллион человек, зачем мне давать интервью «Эху Москвы» и потратить туда весь хайп, да? Не имеет смысла. Это сложная вещь. С одной стороны, СМИ — это базовая социальная политическая инфраструктура. Без СМИ не получится вообще ничего. А с другой стороны, получается такое сейчас противостояние. Но оно просто не должно быть противостоянием, оно, наверно, переродится во что-то другое, типа вы откроете все ютуб-каналы, например, я не знаю. Или они откроют газеты. Ну, что-то будет другое.

– Но, допустим, если выходит ваша реплика в «Ведомостях», это определённый статус.

– Это раньше работало. Когда-то считалось — я очень помню хорошо, что если я хотел написать колонку, я писал её в «Ведомости», потому что была верификация и это не просто пост, а это колонка в «Ведомостях». А сейчас уже даже этого нет. Ну и, кроме того, там реальные тиражи-то «Ведомостей» — условные 5 тысяч? Поэтому в этом смысле мне давать интервью федеральному СМИ неинтересно. Вам мне интересно давать, потому что вы здесь кому-то расскажете, а давать интервью газете «Ведомости» — это отправить месседж 10% читателей моего блога.

– Ну, в общем, да.

– Вот и всё. Вот здесь с вами и непересечение аудитории будет более заметным, да? Кроме того, у вас есть отдельный псковский авторитет. А московские журналисты — в этом их плюс и проблемы, что это просто повторение аудитории.

Фото: Артём Аванесов / «ПГ»

«В Москву не должно поступать столько денег»

– А вы насколько москвич?

– Я сильно москвич, несмотря на то что я не из Москвы, я из Московской области и не жил долго в Москве до взрослого возраста, потому что мы всё время ездили из города в город. Но я вот прямо приезжаю в аэропорт — и чувствую, что я приехал домой! Я люблю все города вообще. Сейчас мы только что приехали из Питера — просто прекрасно! Я очень давно хотел попасть в Псков и посмотреть город, всё вряд ли успею в этот раз. Но по ощущению Москва — это мой дом.

– Чувствуете противостояние Москвы и России?

– Конечно. И при этом я в этом противостоянии, будучи москвичом, будучи человеком, который баллотировался в мэры Москвы, я, конечно, на стороне регионов.

– Вы осознаёте, что нужнее регионам, чем Москве?

– Да, но моя программа ровно о том, что в Москву не должно поступать столько денег, потому что достаточно выйти здесь, покрутить головой и понять, насколько неправильно всё устроено. Но штука в том, что оно же и Москве мешает. Я-то не номенклатурный москвич, я обычный москвич из окраинного района, поэтому я и вижу, что москвичам все эти деньги поступающие принесли что? Дикую дороговизну, ничего купить невозможно, пробки, дикое уплотнение и снижение качества жизни. Поэтому я считаю, что на самом деле правильная федеральная политика, при которой регионам что-то достаётся в плане денег и в регионы возвращаются полномочия, будет для Москвы благотворной.

– Хотел бы узнать о выборе начальника штаба: на чём он основывается, насколько много обычно кандидатов и, в частности, в Пскове?

– По-разному. У нас главный принцип меритократии. Мы не то что решали: председатель «Партии Прогресса» в каждом регионе — значит, главный кандидат у нас в штаб. Этого не было сразу, и мы всем сказали: «Пишите резюме». Резюме прислали Волкову, он выбирал, и я вот этих решений на кадровые вопросы не имею, потому что у меня другая задача. У нас разделение: я занимаюсь какой-то политической работой, езжу, выступаю, а назначениями занимается тот человек, который работает дальше с людьми.

– То есть с «Демократическим выбором» у вас особых контактов нет?

– У нас есть. Милов нас поддерживает. У нас контакты с «Демократическим выбором» очень хорошие, несколько человек из «Демвыбора» работают в штабе. Лёнь, у нас сколько людей от «Демвыбора» возглавляют штабы в регионах?

[Волков]: Я так не умею по политической национальности…

– Нам всё равно.

[Волков]: Это как если бы меня спросили, сколько у нас там этнических татар работает. В Хабаровске, во Владивостоке, ну, вот Валентин Болдышев. Наверно, человека четыре будет.

– На самом деле нам, я извиняюсь, до фонаря. У нас есть какой-то националист, где-то «демвыборовцы»… Очень разные люди, и мы реально отбираем их по резюме, по собеседованию и без какой-то политической ориентации.

– А выбор был в Пскове?

– Леонид?

[Волков]: Ну, я не буду говорить, что мы сто резюме отсмотрели: это не так устроено. В принципе у нас по всей счётной сетке 207 вакансий предусмотрено, и мы получили уже около 5 000 резюме, бывает позиций тоже очень много. Но у нас процесс устроен примерно так: мы начинаем смотреть, потом начинаем назначать собеседования, видим, что человек подходит, и останавливаемся, потому что нам надо быстрее развернуть сетку, и мы исходим из того, что лучшее — враг хорошего и надо быстрее начинать. Бывают регионы, где мы по пять, по семь собеседований проводили, прежде чем нашли нашего кандидата. Но с Валентином мы договорились очень быстро.

– То есть он был первым кандидатом?

[Волков]: Нет, это было не первое резюме, это было первое назначение, и всё.

«Макрон ни разу не выступал в ангаре на оптовой базе, как я это делал в Тамбове»

– Каковы основные задачи перед штабами кроме сбора подписей?

– Сбор подписей, и задача номер один — координация волонтёров. Их очень много: 110 000 сейчас по стране, а это огромная такая машина, но ею никто пока не умел управлять и не управлял, потому что ни у кого в принципе не было такого количества волонтёров, никто не вёл кампании, опираясь на волонтёров. Поэтому задача штаба — со всеми поговорить, со всеми познакомиться, понять, кто что-то умеет делать лучше, хуже, кто может наклейку на машину повесить, кто хочет агитировать, кубы ставить. Это именно координация. Это же абсолютно новая вещь. Действительно, ни в одной книжке не написано, как это всё делать. Мы читаем всякие замечательные книжки, как люди вели кампанию Обамы или Трампа, или вот сейчас вышел документальный фильм, как шла кампания Макрона, да? Это всё интересно, но, извиняюсь, Макрон ни разу не выступал в ангаре на оптовой базе, как я это делал в Тамбове, и не выступал на опушке леса, как я это делал в Мордовии. Большинство вещей, к сожалению, оттуда неприменимо. Мы же ведём такую кампанию, которая во многих регионах сталкивается с активным противодействием. Но вот научиться управлять самими собой, вот этим огромным количеством людей, которые могут и хотят работать, но они разные люди, они незнакомы друг с другом, — это главная задача штаба сейчас.

– У меня сейчас опять всплывает вопрос про последний митинг — против реновации в Москве.

– Реновации и всё такое? Митинг против реноваций — это уже предпредпоследний, потому что сегодня был, вчера и до этого. В Москве любят митинговать.

– Это опять выглядело как пародия, особенно вся эта история с организаторами, кто пришёл, кто кого напугал. Вас сильно смешит та оппозиция, которая есть в Москве? Мне кажется, они вообще не понимают, оторваны от народа. Во-первых, они, та же «Открытка» — никто же не ездит по регионам.

– Любое обобщение неправильно. Нет такой вещи, как оппозиция в Москве. В Москве разные люди, но у нас есть «Партия Прогресса», и значительная часть московской оппозиции — это абсолютно правильные, нормальные люди. Просто любой митинг — его, естественно, пытаются захватить, и власть довольно легко направляет туда своих — в такой терминологии — агентов влияния или просто дураков, которые всё развалят. Этот процесс есть всегда, к нему нужно спокойно относиться, хотя он довольно часто раздражает. Конкретно меня довольно сильно раздражало, когда нас вместе с семьёй уводили с этого митинга. Ну да, вы правы, по регионам многие не ездят. Во-первых, денег нет, а во-вторых, и это одна из важнейших вещей, которую мы сейчас во время кампании должны сломать, считается, что бесполезно ездить по регионам. Ну а что ездить? Там никто ничего не организует. И всегда была такая схема работы с регионами, которая заключалась в том, что в Пскове-то сидят какие-то там непонятные, они ничего не соображают, поэтому если даже пикет мы хотим организовать, то должны отправить москвича сюда, который здесь организует пикет, потому что сами они, конечно, не сделают. И вот такое отношение длится годами… Вернее, оно было всегда. А мы идём по обратной схеме: считаем, что, во-первых, все всё могут делать и сделают гораздо лучше, чем любые приезжие, а во-вторых, мы считаем, что не существует никаких «мёртвых» политических городов. Нам рассказывают про то, что в Казани или в Уфе ничего не светит, потому что всё зажато, поволжские города или национальные республики. Ну и что? Близко нет! Огромное количество волонтёров записывается, приходит. Ну и здесь: считается, что вот никуда не пробиться, ничего нельзя — единственный Шлосберг-оппозиционер стоит на огромном пустом поле. Но это же не так!

– Это второй стереотип.

– Да, в том-то и дело, что это же не так. Я с большим удивлением и радостью узнал: оказывается, что газета «Псковская губерния» сама по себе существует. Есть волонтёры — там много прекрасных людей. В Пскове 208 тысяч населения, из них 150 тысяч людей против коррупции, из них несколько тысяч людей знают о том, что мы делаем. Важно, чтобы эти несколько тысяч сагитировали эти 150 тысяч прийти на избирательные участки. Поэтому это очень важно для нас — и себе, и всем остальным доказать, что в регионах всё может вообще не хуже, чем в Москве, происходить.

«Кто работает в ФБК? Чёрт его знает»

– Есть такая странная штука, как кризис доверия, когда человек против коррупции, против воровства, против всего вот этого. Он бюджетник, голосует за «Единую Россию» по привычке, за Путина, да? Но как бы он против, он за то же, за что и вы. Но вам он не верит.

– Кризис доверия к политике вообще. Люди никогда не видели независимой политики и честной политики. Но вот представьте, любой человек, не знаю, бабушка: ей 60 лет, она следила за политикой последние 30 лет — кого она видела? Она видела людей, которые без конца перебегали из партии в партию, которые жульничали, мухлевали, которые не делали ничего, поэтому, естественно, весь жизненный опыт этой бабушки кричит ей о том, что они все жулики и этот, наверно, тоже жулик и завтра окажется, что он агент Кремля. С этим нужно бороться, но не нужно по этому поводу прямо сильно переживать. Это просто история нашей страны. Нужно доказывать своей работой, что всё иначе может быть.

– Ваш отдел расследований: насколько они профессиональные журналисты? Или кто они профессиональные?

– Хороший вопрос. Чёрт его знает. Мне часто же говорят, что я делаю журналистскую работу. Я её не хочу делать, у меня нет ни малейшего желания быть журналистом, несмотря на то что фактически я публикую материалы, очень часто я работаю фактически главным редактором и ещё каким-то телеведущим сейчас адским заделался и телепродюсером, потому что я делаю что-то ещё, открываю новые звёзды. Вот сейчас я ехал в автобусе и подумал, что наш Руслан Шевединов может быть отличным видеоблогером, и сейчас я его заставлю записать какие-нибудь ролики новые. Я делаю это, потому что вынужден делать, но у меня нет никакого желания. И в нормальной ситуации в демократической стране таким людям, как я, нет места. Не нужны никакие расследователи, потому что газеты всё сделают и всех разоблачат и сместят этих политиков. Не так популярны видеоблогеры за рубежом. Почему? Потому что по телевизору можно говорить всё что угодно. Зачем тебе нужны откровения замечательного Соколовского, если ты просто включил телевизор — хочешь тебе либеральный CNN, хочешь тебе консервативный Fox News, что угодно. Вот ты почитал, и такие, как мы, в нормальной стране и выживать не должны. В общем-то, цель — победить на выборах и сделать так, чтоб не нужен был никакой Фонд борьбы с коррупцией и какие-то блогеры и видеоблогеры. 

– Вот вы победите — какова будет судьба фонда?

– Фонд — это всё-таки общественная организация, занимается борьбой с коррупцией и разоблачением чиновников, она нужны всегда. Просто в нормальном обществе [такие организации] не так востребованы, как в России, где коррупция везде. Наверно, он будет. Я стал президентом — Фонд борьбы с коррупцией автономен, независим, и он будет контролировать моё правительство и, не знаю, вашего нормального избранного губернатора, а не назначенного. Всегда, даже в Норвегии и в Новой Зеландии, где практически нет коррупции, такие организации есть, они нужны, потому что если их не будет, тогда уровень коррупции будет расти.

– Спасибо за интервью, наверное, вам ещё нужно подготовиться перед открытием штаба.

– Спасибо большое, мне очень приятно, что легендарная «Псковская губерния» зашла в гости. На самом деле я без всякой иронии говорю. Уже редко увидишь такое большое количество ссылок на региональное СМИ. В Саранске пришёл один-единственный чувак — из газеты «Столица С». Вроде нормальный, задаёт какие-то вопросы, выглядит как хипстер. И в какой-то момент меня спрашивает: «Как вы относитесь к гомосексуализму?» Я думаю: «Ну, всё понятно». Уезжаю — на следующий день там статья выходит с подзаголовком «Гомосексуалисты Мордовии поддержали Навального», а начиналась она так: «Уроженец небольшой подмосковной деревеньки въехал в величавую столицу Мордовии…» Реально, я где-то в блоге опубликую.

Вот региональная пресса в основном, к сожалению, ассоциируется с этим, и это чудовищно. Почему я сказал, что это такая базовая социальная инфраструктура? Ну, возьмите любой маленький, крохотный американский городишко — там есть три газеты, которые выходят тиражами, сопоставимыми с населением всего города, там есть пять радиостанций, и всё это вполне себе окупается, приносит деньги и существует. И у нас так должно быть. Без вот этого никакая политика не заработает: не будет политической конкуренции, ничего никогда не случится, если этого не произойдёт. И как раз чем мне очень нравится ваша модель существования? Меня же многие критикуют за положение программы о том, что олигархи не должны владеть СМИ. А я действительно считаю, что не должны. Вот сейчас в России нужно запретить олигархам большим, ну и вашим местным: вот у вас там есть какой-то, не знаю, свиноводческий король, да? Ок, разрешите ему — он просто тупо скупит все газеты, и всё. Даже в прекрасной демократической России будущего. Ну, он просто купит газеты — и привет, и нет тебе никакой демократии, и нет никакой свободы слова. Поэтому я считаю, что непрофильный бизнес не должен владеть СМИ, потому что СМИ сейчас слишком уязвимы, у них слишком мало денег, им крайне сложно выживать. И любой чувак, владелец любого предприятия, просто поскупает эти газеты за 6 секунд.

– В общем-то, что он и делает периодически.

– Что он и делает. И многие меня критикуют, всякие Демьяны Кудрявцевы, которым, конечно, выгодно быть такими прокси-олигархами. А я считаю, что вообще не нужно «Газпрому» владеть газетами и телевидением. Это не твоё дело, занимайся газом. То же самое — Усманов: зачем тебе? У тебя «Металлинвест» — занимайся этим своим «Металлинвестом», и никакой «Коммерсантъ» тебе и всё остальное не нужны.

– Отчасти он же является такой прокладкой между правительством и СМИ...

– Естественно, мы понимаем, для чего они всё это делают, но даже если мы предположили, что вот завтра началась прекрасная демократическая Россия, нельзя повторить историю 90-х, которая заключалась в том, что олигархи скупили все СМИ и превратили их просто в марионеток своей борьбы, что прекрасно отражено в фильме про Немцова, который Кричевская сняла. Вот это важная вещь. С этим не все согласны, многие не согласны, но вот как-то я несу эту идею, и в пример хорошо приводить здесь как раз «Псковскую губернию».


Чтобы оперативнее следить за самыми важными новостями, подписывайтесь на наши группы «ВКонтакте», в «Телеграме» и «Фейсбуке».

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.