Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Общество | Society
Алексей СЕМЁНОВ 08 октября 2019, 18:15
Летом 2013 года на сцене БКЗ солировали Жанна Домбровская (сопрано, Мариинский театр), Владимир Мороз (баритон, Мариинский театр) и Александр Бордак (тенор), а 5 октября 2019 года - Юлия Сулейманова (сопрано, Мариинский театр), Вячеслав Козловский (баритон, Мариинский театр) и Артём Мелихов (тенор, Мариинский театр). Оба выступления псковская публика восприняла восторженно. Но разница всё же ощущалась.
Акустика в филармоническом зале совсем не идеальная, и в прошлый раз нормального звучания достичь, несмотря на старания, не удалось. К 75-летию филармонии в Большом концертном зале появилось новое звуковое оборудование (директор филармонии Елизавета Барышникова назвала его лучшим из того, что сегодня установлено в филармониях Северо-Запада России). Субботний концерт это действительно продемонстрировал. Оркестр звучал чище и мощнее, чем в прошлый раз. Однако главное, конечно же, в исполнении подобной музыки не звуковое оборудование.
Псковский оркестр меняется. Перемены происходят постепенно. Николай Хондзинский обращает внимание на то, что исполнение многих произведений псковскому оркестру пока недоступно – из-за того, что в оркестре, которым он руководит, всего пятьдесят четыре человека. А в идеале должно быть человек восемьдесят. Репертуар ограничен.
На сентябрьской пресс-конференции, прошедшей прямо на Большой сцене псковской филармонии, Николай Хондзинский по этому поводу сказал: «Это наша постоянная головная боль. Не то что вакантных мест – просто много зияющих дыр внутри коллектива. Инструментов не хватает, музыкантов не хватает. Но мы движемся в сторону полной комплектации симфонического оркестра. В прошлом году произошло шокирующее для Пскова событие – в оркестре впервые появилась арфа…»
Тогда же я спросил художественного руководителя и главного дирижёра оркестра: «За счёт чего оркестр будет улучшать качество звучания?» «Во-первых, за счёт привлечения новых музыкантов, которое постоянно происходит, - ответил Николай Хондзинский. - Во-вторых, есть вещи, которые не так легко объяснить. Это перестройка вектора работы на репетициях. Хочется сконцентрироваться на внутренней работе коллектива. В нашей команде новый дирижёр – Василий Юркевич. Дирижёр, который будет плотно работать с коллективом. Он только что закончил аспирантуру Санкт-Петербургской консерватории… Достижение наших целей возможно только в командной работе. Работа над качеством – очень рутинная и неприятная. Но она необходима для того, чтобы оркестр звучал иначе. И здесь важно, чтобы взаимопонимание главного дирижёра и второго дирижёра было постоянным».
Николай Хондзинский, 5 октября 2019 г. Фото: Андрей Кокшаров.
Мы видим и слышим: изменения происходят. Приходят новые музыканты. Появляются новые инструменты. Но есть вещи неизменные. Например, мобильная связь.
Некоторые слушатели, приходя на концерт симфонического оркестра, по-прежнему морально не готовы отключать свои телефоны. Меняются рингтоны, но отключить телефон на время концерта - рука почему-то не поднимается. Так что к кантате «Кармина Бурана» в этот вечер не раз и не два добавлялись чуждые произведению Карла Орфа звуки. Спасало то, что «Кармина Бурана», несмотря на эпическое звучание, - вещь отчасти пародийная и совсем не каноническая. Немецкий композитор Карл Орф был нарушителем канонов. Он постоянно экспериментировал, стараясь соединить в музыке разные эпохи. Вклад нашей эпохи – это музыка для телефонов.
Ещё один очевидный минус первого концерта нового сезона – хождение зрителей по залу во время выступления. Пора уже создать какое-нибудь специальное произведение и назвать его, допустим, Арией шастающего зрителя. Бесцеремонность шастающих туда-сюда людей достойна если не оперы и кантаты, то хотя бы одной арии.
Сам Орф подчёркивал, что сочиняет не оперы, а «прикладную музыку». Прилагалась она к театру. Он с юности был одержим идеей синтеза разных жанров (пение, драма, декламация, хореография). В написанных в 1942 году «Песнях Катулла» (это продолжение кантаты «Кармина Бурана») появляется даже «пантомима с пением».
Особое внимание Орф уделял ударным инструментам. Не случайно нацистский музыковед Герберт Геригк (автор одиозного энциклопедического словаря «Евреи в музыке») написал, что «Кармина Бурана» страдает от «ложного обращения к примитивным элементам инструментализма и странного акцента на ритмической формуле».
Геригк занимал пост руководителя отдела музыки в созданном по приказу Гитлера подразделении по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП. Над Орфом сгущались тучи. К тому же, своё недовольство кантатой выразил Альфред Розенберг – автор нацистской «расовой теории», стремившийся к «окончательному решению еврейского вопроса» и выступавший против «вырождения искусства». Розенберг, как и многие другие нацистские руководители, считал себя крупным знатоком музыки, возглавлял журнал Die Musik («Музыка»), создал и возглавил Sonderstab Musik - особый штаб музыки. Штаб занимался конфискацией музыкального имущества, принадлежавшего евреям, уничтоженным в Германии и на оккупированных землях.
Карл Орф.
И тут всем этим людоедам-нацистам попадается на зуб Карл Орф с его кантатой «Кармина Бурана». Тот самый Орф, начинавший как автор вместе с драматургом и режиссёром Бертольтом Брехтом (по убеждению – марксистом), автором концепции «Эпического театра». У Карла Орфа в итоге получилась эпическая музыка – многослойная, вызывающая, временами ошарашивающая (особенно современников). Сегодня подобной музыкой ошарашить трудно, но в конце тридцатых годов в фашистской Германии кантату Орфа первоначально восприняли в штыки. Но на штыки автора не подняли, хотя поползновения были. Над кантатой издевались. В ней услышали «примитивное восхваление пьянства, обжорства, азартных игр и похоти».
На Карла Орфа и на его музыку сильное влияние оказал Курт Хубер - исследователь баварского музыкального фольклора и доктор философии (в 1943 года антифашиста и подпольщика Курта Хубера гильотинируют в мюнхенской тюрьме). Орф дружил и работал с Хубером и тоже изучал фольклор, в том числе стихотворный. Хубера называют составителем либретто и автором идеи написания знаменитой кантаты. Благодаря ему и ещё студенту Михелю Гофману Орф наткнулся на Codex Buranus – вначале на английские переводы, а потом и на печатное издание манускрипта - изначально рукописного поэтического сборника, получившего второе название - Carmina Burana. Его опубликовали ещё в середине ХIX века. На отдельные стихи, в том числе фривольного содержания, в середине тридцатых годов ХХ века композитор за две недели написал музыку. Она была исполнена в Германии в июне 1937 года. Это было не самое лучшее время для подобных экспериментов. Фашисты славились ханжеством. А тут со сцены, пусть и по латыни, доносится:
Пьют и домосед и странник,
И неведомый изгнанник,
Пьёт и старый, пьёт и малый,
Пьёт и шалый, пьёт и вялый,
Пьёт и бабка, пьёт и дедка,
И мамаша, и соседка,
Пьёт богатый, пьёт и нищий,
Хлещут сотни, хлещут тыщи.
(Перевод Михаила Гаспарова).
К тому же, в самой музыке слышались чуждые «арийскому» уху ритмы.
Орф явно вдохновлялся не только баварским фольклором, но «Свадебкой» Стравинского, авторами танго и прочими «порочными» мелодиями и ритмами, в том числе и эстрадно-джазовыми - американскими. По этой причине главная нацистская газета Völkischer Beobachter откликнулась на премьеру кантаты «Кармина Бурана» статьёй с устрашающим названием Bayrisch Niggermusik («Баварская негритянская музыка»).
Итак, Альфред Розенберг был очень недоволен Орфом. Всё шло к тому, что у Карла Орфа, который, к тому же, был на четверть еврей, должны были возникнуть большие проблемы. Они и возникли, но не очень большие. В отличие от Курта Хубера, антифашистом он не являлся. Ему покровительствовал гауляйтер Вены Бальдур фон Ширах (раньше фон Ширах руководил юношеской военизированной нацистской организацией – «Гитлерюгенд», - а Орф активно развивал свою теорию музыкальной педагогики и сотрудничал с Гитлерюгенд).
Орфа спасло то, что у министра пропаганды и президента имперской палаты культуры Йозефа Геббельса с Розенбергом были напряжённые отношения. Геббельсу «Кармина Бурана» пришлась по душе.
Если быть точным, Геббельс восхищался именно музыкой, а слова его озадачили. «"Кармина Бурана" являет изысканную красоту, - считал Геббельс, - и, если бы мы могли заставить его сделать что-то с либретто, то произведение было бы, конечно, многообещающим».
Однако, учитывая множество непонятных слов, широкая публика смысла текстов не улавливала, и это делало кантату сравнительно безопасной. Либретто так и не переделали. Музыкой кантаты Карла Орфа проникся и сам Адольф Гитлер. Клеймо Niggermusik куда-то делось. Вместо этого немцам стали говорить об «изысканной красоте» кантаты и ещё о том, что она прославляет «несокрушимую и всепобеждающую мощь простого человека». Да не обычного «простого человека», а «арийца».
Николай Хондзинский, перед тем как стать к дирижёрскому пульту, назвал кантату Орфа первобытной. Можно подобрать и другое название. В ней есть что-то языческое. Возможно, по этой причине нацисты, в конце концов, её признали. У многих нацистских лидеров были сложные отношения с христианством. Их прельщали древние ритуалы. Они черпали вдохновение в доисторических временах. И неожиданно гипнотическая музыка Карла Орфа многим пришлась по душе. Она до сих пор может восприниматься как какое-то героическое, а то и вовсе церковное произведение – несмотря на то, что в нотах ясно сказано: мирские песнопения. Но поют-то на латыни и на старинном средневерхненемецком, так что вообразить можно что угодно.
Артём Мелихов, 5 октября 2019 г. Фото: Андрей Кокшаров.
Во время исполнения в Пскове на большой экран по-русски выводились отдельные строфы и названия всех частей. Так что желающие могли получить некоторое представление о текстах. Но смысл больших музыкальных произведений совсем не в текстах. Сила кантаты «Кармина Бурана» совсем в другом. Вначале было слово, а потом пришла музыка.
Нацистский идеолог Альфред Розенберг не даром уловил Niggermusik. Это кантата на редкость космополитична.
Кроме того, Орф намеренно уходил от современности. О своём сотрудничестве с антифашистом Брехтом он уже не вспоминал. Погружение в прошлое показалось ему спасительным. Средневековые баварские стихи выглядели сравнительно безопасно. Потом он погрузился ещё глубже – в античность. Таким образом, появилась трилогия (Carmina Burana, Catulli Carmina («Песни Катулла») и Trionfo di Afrodite и («Триумф Афродиты»)). Оды Катулла были не менее фривольны, чем баварские кабацкие стихи.
Театральность музыки Орфа наиболее очевидна в сатирических сценах. Не случайно в Пскове больше всего аплодировали Артёму Мелихову, исполнившему так называемую «Песнь жареного лебедя». Он пародийно-печально пел что-то вроде:
Горячий вертел вертится,
Очаг палит безжалостно
И нож скрежещет яростно.
Бедный, бедный,
Был я белый -
Чёрный стал зажаренный.
Можно не знать слов кантаты Орфа, но сама музыка должна подсказать – в чём дело. Кантата воспевает радость жизни. Меняются времена года. Колесо фортуны крутится, и рано или поздно должны наступить времена радости. Наслаждение жизнью. Праздник любви и свободы. Хочется в это верить.
Нам поют, что человек по жизни несётся подобно судну без компаса или подобно парящей птице («ключи не могут запереть меня, я ищу людей подобно мне…» - перевод Бориса Тараканова) В тоталитарную эпоху эти слова были особенно важны. Что там на самом деле происходило с Орфом в нацистской Германии – доподлинно неизвестно. Если верить дочери Карла Орфа Годеле, издавшей после смерти отца книгу воспоминаний, - ничего хорошего. Понятно одно: Карл Орф приспособился к нацистскому режиму и сравнительно благополучно его пережил.
Во время исполнения кантаты «Кармина Бурана», 5 октября 2019 г. Фото: Андрей Кокшаров.
«Он людей использовал, менял, выбрасывал», - утверждала дочь Орфа Годела. Тем не менее, наказания за сотрудничество с нацистским режимом Карлу Орфу удалось избежать. Подозрения были, в «чёрном списке» нацистских приспешников он вначале значился, но затем перешёл в разряд антифашистов (будто бы он помогал Курту Хуберу). Так что Карл Орф избежал преследования за сотрудничество с нацистами. И не он единственный. Ветеран нацистской партии, SS-гауптштурмфюрер и по совместительству музыковед Герберт Геригк, принявший посильное участие в Холокосте, как ни в чём не бывало, продолжил карьеру музыкального критика и дожил до 1996 года. Зато главного германского «музыковеда» Розенберга повесили по приговору Нюрнбергского трибунала.
А музыка Орфа действительно, как он и хотел, сделалась прикладной. Она звучит по всему миру всюду – на концертах, в театре, в кино… Причём она такова, что «прикладывается» к чему угодно, к высокому и низкому. Она вдохновляла Ингмара Бергмана, когда он создавал «Седьмую печать», и она же звучит в «Самом лучшем фильме» режиссёра Кирилла Кузина. Её можно услышать у Паоло Пазолини в фильме «Саломея, или 120 дней Содома», в «Прирожденных убийцах», в «Симпсонах»… Она вездесуща. Может быть, это происходит потому, что кантата не только доступна для восприятия, но в ней есть два полюса. Первый – то самое жизнелюбие вопреки всему. А на противоположном полюсе – тяжёлые шаги судьбы, которая неумолимо «следует по пятам». «Судьба чудовищна и пуста, - поётся в самой узнаваемой части кантаты: - уже с рождения запущено колесо // невзгод и болезней, // благосостояние тщетно // и не приводит ни к чему…»
Слова, вроде бы, не обещают ничего хорошего. Но музыка Карла Орфа настаивает: пусть судьба чудовищна и пуста, а благосостояние тщетно, но в человеческих силах сделать невозможное.
.jpg)