Мир

«Я верю, что совершил правильный поступок»

Шпион Михаил Петров: «ФСБ превратилось в собаку, которая охраняет сумки олигархов, поэтому я и стал перебежчиком»

Оригинал DELFI

В ежегоднике КАПО за 2017-й год отмечается, что спецслужбы России заметно активизировали свою разведдеятельность в отношении Эстонии, а также расположенных здесь воинских подразделений союзников. Среди упомянутых Полицией безопасности раскрытых случаев шпионажа выделяется история уроженца Пскова Михаила Петрова, известного также под прозвищем «физрук». DELFI уже рассказывал о нем, а сейчас мы представляем вам эксклюзивное интервью, которое Михаил дал корреспондентам газеты Eesti Päevaleht по телефону из Тартуской тюрьмы.

  • Петров утверждает, что благодаря «джентльменскому соглашению» с КАПО он уже летом выйдет из тюрьмы и уедет в третью страну.
  • Опровергает утверждение в еженедельнике Полиции безопасности о том, что он шпионил на ФСБ уже с 1990-х годов.
  • Опасается за судьбу своих оставшихся в России родителей, а также брата и сына.
  • Призывает жителей Эстонии быть осторожнее и не разбалтывать знакомым из России никакой лишней информации.

Михаил Петров был осужден на пять лет, отбывает наказание в тюрьме в Тарту, но готовится уже летом её покинуть. По его словам, его «партнеры из КАПО» разрешили провести это интервью, ответив сейчас не на все вопросы, которые были ему в письменном виде переданы в тюрьму.

Михаил Петров:

- Те вопросы, что я вижу, что связаны со мной — на них я могу ответить. Но когда я выйду, то некоторые вопросы отпадут. Я после выхода из тюрьмы встречусь с журналистами и смогу ответить. Но все равно не на все вопросы, потому что в России есть специальный человек, который их читает. Например, про КАПО, про специфику работы — я не могу ответить.

В ежегоднике КАПО сказано, что я сотрудничал с ФСБ с 1990-х годов. Там сказано правильно, что я работал с ФСБ с 90-х, но могло сложиться впечатление, что все эти годы я работал против Эстонии. Но это не так.

Характер работы ФСБ, особенно в 90-е, никак не был связан с разведкой. ФСБ — это не разведывательный орган, это контрразведка, один отдел. Остальные — это борьба с терроризмом, экстремизмом, наркотрафиком, коррупцией, защита конституционного строя,  — то, чем должна заниматься каждая нормальная спецслужба. В 90-х годах, насколько я помню, и КАПО это  подтверждает, я вообще не бывал в Эстонии, как в Латвии и в Литве. Никакого отношения к линии разведывательной я не имел в 90-х годах. А характер работы был по линии борьбы с терроризмом, экстремизмом и наркотрафиком.

- По каким причинам вы сотрудничали с ФСБ?

- По каким причинам, понятно — по тем же причинам, по которым вы будете сотрудничать с КАПО, если увидите, что бомбу заложили на площади Ратушной в Тарту.

- Как ваше сотрудничество поменялось за эти годы? Какие интересы были у ФСБ в те годы, и какие через десятилетия?

- Мои отношения поменялись, конечно. Это и стало причиной, почему я уехал или сбежал, так скажем, или перебежал. Потому что если в 90-е ФСБ занималось тем, что я сказал, да, то есть, например, я могу раскрыть два эпизода, которые не являются секретом. Один эпизод был с наркоторговлей в том числе, она уходила в Эстонию. То есть, по большому счету, меня можно и поблагодарить. Второй эпизод, если помните, в Латвии флаги там поднимали, национал-большевики, помните? Экстремисты. И такое должно было быть и в Таллинне. Вот мы и работали по таким группам. В общем-то вот так, это обычная работа обычной спецслужбы, на которую другая сторона не может предъявлять никаких претензий. То есть, это то же самое, если бы сотрудник ваших спецслужб боролся с коррупцией, а где-то через 10 лет он поедет на эрмитаж посмотреть в Питер — и его арестуют. То есть, это нелепо. Такого быть не может.

А отношение поменялось в такую сторону, что ФСБ — я об этом рассказал еще в феврале на встрече с начальником управления — ФСБ превратилось в собаку, которая охраняет сумки олигархов. То есть об этом я и рассказывал в своем открытом письме, которое зачитал в передаче «Неделица» на Радио 4 Иван Макаров. ФСБ превратилось в большей своей части, я имею в виду ЗКС — отдел Защиты конституционного строя, это огромная такая «машина» внутри ФСБ — превратилась в такой (внутри)политический сыск и террор.  На них работает и разведка, и контрразведка, потому что, в общем-то, кругом же враги и предатели, их нужно выявлять и все такое. Моя претензия к ФСБ, почему я и ушел — что они стали заниматься такими же делами, что и политический сыск в 30-х годах при Сталине. Вот по этой причине я и уехал. Некоторые говорят, что мы там с детьми разрисовали стену — но это был повод, а причина была намного глубже. После того, как ты называешь начальника управления, генерала «собакой», жить остается не так много.

- То есть вы уже раньше приняли решение уехать?

- Да, где-то уже в феврале-марте я принял решение — если что, уходить. Но я думал, как-то это все еще уладится. Здравый смысл возобладает.

- Опишите, что случилось, когда вы перебрались на территорию Эстонии?

- Я прошел через пропускной пункт на границе, у меня была виза легально, то есть все было нормально. Я приехал в Тарту, поселился в гостинице.

- Насколько неожиданным был арест в связи с работой на ФСБ?

- Ну, скажу так, это было неприятной неожиданностью. Но все-таки это дело Эстонии — быть милосердной или нет. Ну вот у вас разобьют машину, вы сами будете решать, прощать человека или нет, если он пришел с повинной и сказал, что я вам стукнул машину. Тут у меня нет никаких обвинений в сторону КАПО, ну, они решили так. И тем более, что — наверное, тут я сразу отвечу на какой-то другой вопрос — тем более, как выпонимаете, что наказание у меня реально мягкое. И осталось 90 дней, и я это хочу обязательно отметить, что отношение ко мне ребят из КАПО было сверхлояльным. Даже я хочу сказать, что с одними следователями у нас даже дружеские отношения. Мы каждый месяц встречаемся, разговариваем на отвлеченные темы. То есть человеческие отношения. Но с другой стороны, есть закон и его, в отличие от России, обойти нельзя. И я должен был понести наказание.

Михаил Петров. Фото: КАПО.

- В последние годы состоялось несколько обменов шпионами между Эстонией и Россией. Не опасаетесь ли вы того, что вас могут обменять и отдать в руки российских властей?

- Конечно, я опасаюсь, потому что это будет не обмен, а своего рода продажа. Я просто исчезну тогда, как только окажусь за российской границей. И на это спецслужба правового демократического государства никогда не пойдет. Более того, просто мне дали слово офицера, что этого никогда не случится. Это два. И в-третьих, это просто нелогично. А так, конечно, я не сторонник теории того, что Скрипаля отравили российские спецслужбы, потому что это слишком просто все объясняет. И что меня будут преследовать — не такая я шишка. Но в Россию возвращаться я пока не буду. По крайней мере, я вижу, что Владимир Владимирович пока хорошо себя чувствует, и это еще долгое время продлится.

- Скажите, какая все-таки связь с Эстонией была в вашей деятельности в ФСБ?

- Связь с Эстонией? В основном здесь был вопрос… Я отвечу тогда так, я отвечу на вопрос «Работали ли Вы против Эстонии или нет?». Да, я действительно работал. Какой-то короткий промежуток, три года в 2010-х годах. Работа эта заключалась в том, что и описывали в ежегоднике КАПО. То есть я подтверждаю, что в этом заключалась моя работа. Но, могу сказать, что я эту работу саботировал, поэтому меня, в общем-то, от этого дела отвадили и начали на политическую работу направлять. А в Эстонии да, я подтверждаю то, что в ежегоднике они сказали — это можно называть этим, но конечно, занимался я этим очень поверхностно. Ну, по-житейски — приезжаю я на соревнования, и мне рассказывают, что вот люди недовольны тем-то и тем-то, и потом на встрече с куратором от ФСБ я это рассказывал. Ну и которая тоже является — правильно [гендиректор КАПО Арнольд] Синисалу сказал — что даже такая мелкая информация собирается как мозаика.

- Вы сказали, что вы «саботировали» - в каком смысле?

- Вы знаете, я все-таки детский тренер, а не кадровый сотрудник разведки, и они это понимали, и я. То есть, когда мне говорят, там, например, «посмотри, какого цвета забор на улице такой-то». При следующей встрече я говорю: «Я не посмотрел, у меня не было времени, я не заезжал». Всё, никаких претензий ко мне не предъявлялось. Никаких денег я не получал, и поэтому я всегда мог так ответить. То есть нужно понимать, что есть кадровый сотрудник, есть агентурный, а есть осведомитель. Агентурный — это по договору за деньги, а осведомитель - это такой вот, знаете, «гитлеровский» вариант, когда он говорил, что «каждая жещина, каждый мужчина, каждый ребенок - должны быть шпионами». То же самое есть и в Эстонии, и в Северной Корее, и в Бразилии, и в Англии. Везде эта система работает одинаково

- То есть, правильно ли я понимаю, что эта работа была на добровольной основе?

- Эта работа была на добровольно-принудительной основе, но об этом я расскажу попозже.

- То есть эти подробности могут раскрыть причину вашего сотрудничества?

- Нет-нет-нет. Если в 90-е годы это было желание нормального гражданина, я там немножко на других основах работал, в другом качестве. То здесь были уже другие люди вообще. Вы знаете, на самом деле, я даже не могу сказать, что они были из ФСБ. Мы же не в здании ФСБ встречались, они не предоставляли документы, просто милые изящные беседы в кафе. Вот до этого это было не мило, и не изящно. (пауза). Ну и, сами понимаете, если бы я что-то очень много сделал плохого Эстонии, то для спасения выбрал бы себе другую страну, а не Эстонию. Эстонию - это я хочу, чтобы вы записали - я считаю, считал и буду считать правовой страной. Вот я сейчас с вами разговариваю по телефону, вы только представьте, чтобы тот же Суси мог позвонить из Лефортово в «Российскую газету» или там в «Дождь», и рассказывать им об условиях — это просто невозможно. То, что я сюда пришел, я об этом не жалею. Я пришел, куда надо. Я верю, что совершил правильный поступок, хоть он и тяжелый был. Я не вижу за собой никакого предательства, потому что пострадал, наказание получил только я. Я работал один. Встречи мои в Эстонии были только с людьми, которые не знали, кто я такой, такое просто общение. То есть по сути дела, моя история закончится  уже в этом июле. То есть начало было — и конец. Но, в отличие от КАПО, я бы не считал начало от 90-х годов. А начало, то что касается Эстонии — это вот 2010-е годы.

- То есть вы говорили с сотрудниками КАПО и сказали, что они некорректную информацию опубликовали в ежегоднике, и они согласились?

- Конечно, согласились. И Синисалу сказал, что «он не имел отношения к Эстонии». Но получается так, что да, Синисалу сказал правду, но через три года он не будет КАПОшником, и вот где-нибудь там в Париже мне покажут этот ежегодник, который юридический документ, и скажут, что «ты с 90-х годов шпионил». Я скажу — да нет, посмотрите интервью, мне скажут «зачем нам интервью смотреть с человеком, который уже на пенсии». То есть это юридический документ, где написано, что я с 90-х годов шпионил. Но вот, в общем-то, я считаю, что после июля на этом будет точка, этот ежегодник сменится следующим, и жизнь продолжится.

- Есть ли что-то, что мы не умели спросить, что надо обязательно рассказать?

- Если главная тема — это ежегодник КАПО, то я хочу, чтобы вы обязательно рассказали мое мнение, что да, к нему нужно относиться критически. Это не просто доклад, но он пропагандистский такой. Но все, что там написано, это конечно же правда. Я может быть, минимизировал бы интерес российских спецслужб к военной структуре, по понятной причине, Эстонии. А действительно, это большое внимание на русскоязычных эстоноземельцев. Они оказывали и будут оказывать влияние. Тут тоже нужно уметь работать с людьми — если нет какой-то информации, она заполняется другими людьми. Вы согласитесь, да? А если мы даже возьмем сайт КАПО, он написан по-эстонски, что вполне объяснимо, да, и английском языках. Такое ощущение, что проблемы тут у вас с англичанами. Эта информация, она должна приходить адресно к тем ребятам, которые говорят на русском языке. Они должны читать, что происходит. А то получается, что есть объект для интереса - но они же тоже граждане, тоже эстоноземельцы. Мне кажется, что должно быть так. Например, сайт немецких спецслужб — он на 8-ми языках, в том числе и на русском. То есть с русскими надо работать. Все ведь хотят одного и того же, в общем-то. Я вот, например, живя в Эстонии, хочу получать хорошую зарплату, чтобы были хорошие дороги — этого хотят все! И вот это объединяюще. А так, я хочу отметить, что он грамотно составлен (ежегодник КАПО — прим.ред.). По крайней мере, намного более профессионально составлен, чем доклад Тийта Маррана, это Департамента разведки (Teabeamet). То, что я видел, я со всем согласен, что такие опасности есть, и КАПО работает в правильном направлении.

- Я уточню — ваша работа на ФСБ здесь в Эстонии выглядела так, что вы разговаривали здесь с людьми и потом передавали, что услышали, эту информацию, уже в России?

- Ну, во-первых, я согласен, что написано там — это сбор информации. В том числе, встречи например... ну, скажем, пожарный неинтересен, а интересен, например, сотрудник контрразведки. Конечно же, если я слышу, что кто-то общается, например, с сотрудниками спецслужб, гипотетически. я должен сообщить об этом. То есть здесь КАПО обо мне написало правильно, в этой части. Да, конечно, это общение, и я хочу сказать вам, это моя рекомендация для эстоноземельцев, чтобы они все-таки были осторожными, потому что люди, которые занимаются тем, чем я занимался, они этим живут. То есть ты живешь, разговариваешь, и в процессе разговора можешь показать, рассказать, отдать то, что потом может создать вам проблемы, сами этого даже не замечая. Не нужно быть подозрительным, не нужно бояться ездить в Россию, или еще что-то. Если вы работаете в Киберцентре в Таллинне и поедете в Россию, то это будет глупо — то есть вы уже объект интересный на территории Эстонии будете. А если вы учительница, то вы тоже можете быть объектом. А если вы работаете пожарным или слесарем, то никому вы интересны не будете. А если вы журналист, тоже. Сейчас скоро во Пскове будут Дни Ганзы, там будет большое количество иностранцев. Там тоже на 1000 разведчиков Эстонии, Англии и Латвии будет 2000 контрразведчиков России. Это нормальная жизнь, от нее никуда не деться. Все хотят знать, что у соседа происходит, потому что сосед никогда правду не расскажет. Все это нормально. Ненормально, когда начинаются убийства, шантажи, запугивания, вот это ненормально.

Тартуская тюрьма. Фото: Викимедиа

В ФСБ вы поссорились с начальством, после чего уже были эти заборы, о которых тут много писали?..

- Да, конечно. Забор был после этого, митинги я не помню… наверное, тоже после этого. Но я и до этого много общался с ребятами, с Дмитрием Марковым, которые были оппозиционно настроены.

- А по какому поводу вы поссорились с начальством, из-за этих политических заданий?

- Совершенно верно. Я долго не хочу рассказывать, но основная причина, что ФСБ превратилась просто в собаку, которая охраняет сумки этих всех людей — Усмановых, Путиных и других товарищей. На самом деле так не должно быть. Она должна защищать национальные интересы, и в первую очередь, на самом деле, завести следствие против Путина и первых лиц страны, а на это мне начальник управления, генерал ответил так: «Путин — это Россия, а Россия — это Путин». И для меня это стало точкой, что что-то здесь не так.

- И тогда вы решили, что все, надо…

- Не то, что я решил. Это моя страна, и убегать из нее — это уже последнее. Просто когда мне стало известно, что меня арестуют — а арестуют, это не как в Эстонии — тогда я уже ничего не смогу сказать, а просто через месяц-два-три подпишу все и уеду далеко и надолго.

- Вам было известно, что вас арестуют?

- Да, было известно. Почему и как — я не могу сказать. То есть, я могу сказать, но не сейчас.

- И после этого уже были заборы?..

- Забор был вообще… Мы шли убирать монастырь, Мирожский, а по дороге — вот этот забор, страшный-ужасный. У нас с собой были мелки, и мы его покрасили. Солдата украинского я нарисовал, а дети просто рисовали на тему «Дети за мир». А то, что на заборе — так это ничего страшного,  надо было покрасить его, привести в нормальный вид.

- То есть это такое безобидное было совсем и вообще практически не связано?

- Абсолютно. Ну представьте, вот я с детьми пойду и покрашу забор Куперьяновского батальона. Ну что мне будет? Ну максимум штраф, и то вряд ли. Ну я так думаю, если я с детьми нарисую какие-то рисунки. Я думаю, солдаты еще и порадуются. Что «оживили» им забор. А у нас же искали, бегали, выясняли «сколько мне заплатили украинцы, что я забор разрисовал». Ну просто дошло все это до идиотизма — и нужно либо тоже быть идиотом, либо не быть там. Я выбрал не быть там, я лучше здесь в тюрьме посижу.

- То есть все-таки забор был таким переломным моментом?

- Да, это был такой момент… Это был повод такой. Знаете, да, что убийство в Сараево (эрцгерцога Фердинанда в 1914 — прим.) было не причиной Первой Мировой войны, а ее поводом.

- И после преследований из-за забора вы решили уехать в Эстонию?

- Меня единственное беспокоит, и я хочу, чтобы это отметили, - судьба моих родителей, брата, сына. То есть они получаются там, как заложники, вот это меня сейчас очень беспокоит. Насколько я понимаю… Пока что я не поднимал об этом речь, но… Проблема в том, что они ведь тоже не могут просто так взять и уехать, да? Столько лет там прожили, у них там имущество. Его тоже сейчас не продать в России, там полный крах. И вот это беспокойство я хотел бы, чтобы вы отметили, чтобы люди, за это отвечающие, прочли и подняли бы этот вопрос.

- Насчет КАПО — вы пошли и рассказали им все, после этого спокойно жили какое-то время, а потом был довольно-таки неожиданный арест?

- Да, арест был неожиданный… Но мне объяснили его, почему так было, я сейчас не буду об этом рассказывать. А так да, я пришел, сообщил, а дальше какое-то время мы общались… но сейчас я не готов про это рассказывать.

- То есть вам не сказали, что «ну, вот за это мы должны тебя арестовать?»

- Нет, мне сказало, что мы должны разобраться. Нельзя на первой встрече… Во-первых, информацию, то что я рассказал о себе, нужно было проверить. Потому что сотрудник КАПО пришел только с листочком распечатанной из Гугла информацией на меня. Но, в общем-то, это наверное уже вопрос не ко мне, это вопрос к КАПО. Они должны отвечать.

- Вам вначале не сказали ни что арестуют, ни что оставят в покое?…

- Да, я был в «подвешенном» состоянии, я был к этому готов. Весы перешли на ту сторону, что меня, в общем-то, накажут. Ну, что ж, никаких претензий к этому у меня нет, опять же.

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.