Бурт

Пассажир, которого мы подобрали возле Моложвы, был лет семидесяти с лишним с виду, но одет аккуратно и чистенько, что довольно часто встречается в Обозерье. Вообще здесь мужчины не часто доживают до такого возраста – кого озеро забирает, кого водка. Но те, что доживают, стараются за собой следить. И этот тоже был вежлив, чист и даже одеколоном сбрызнут слегка.

Рисунок Алексея Белокурова

- А откуда вы сами-то? – сразу поинтересовался дед.

- Ячменевские.

- Чё-то я не припомню таких в Ячменево, – выражения его лица мне было не видно, он сидел сзади, а голос звучал недоверчиво.

- Да мы лет 5 всего как переехали из Питера.

- О! А чего это? Все в Питер, а вы – из Питера... – недоверие перешло в удивление.

- Да надоел город.

- Это да, это понимаю... Я тож в городе не прижился. Сыны зовут, а я – не... Мне здесь хорошо.

- Вот и нам здесь хорошо! – мы с мужем засмеялись.

Вишняково проехали молча. Но дед молчания не выдержал, поёрзал чуть-чуть и спросил:

- А что это у вас тут за агрегат? Миноискатель?

- Да. Вот, приятель оставил на пару дней, по полям-хуторам походить. Много здесь в земле интересного.

- Да... Земля здесь богатая на историю. Где ни копнёшь – всё что-нибудь вытащишь... Вот у нас было здесь однажды, при Советской власти ещё, – дед подвинулся к нам поближе, чтобы нам было лучше слышно.

- Был совхоз здесь, поля все распаханы, не то что сейчас – всё берёзой да сосной зарастает. А тогда везде пахали, всё сажали да сеяли, всем работа была. А в поле у нас там вот, между Моложвой и Вишняково, холмик стоял, ну, небольшой такой, трактора его опахивали. Сажали там тогда картошку. Год урожайный был, картохи много, вот мы и решили по осени семенную картоху в бурт убрать до весны.

А где бурт копать? Вот решили в холме этом сделать – удобно. Стали копать – мать честная, а там костей да черепов – со счёту сбились. Стали звонить в милицию, а там спрашивают – а кости-то какого цвета? Белые, желтые или коричневые? Ну, коричневые, говорим... Они опять спрашивают – а черепа-то, наверно, с зубами? Много ли зубов-то на челюстях осталось? Ну да, говорим, с зубами. Э, говорят, милиционеры, это не к нам звоните, это к археологам.

Пошли мы в правление, стали оттуда узнавать номер археологов, позвонили. Там тоже спрашивают и про цвет, про зубы, и что ещё нашли вместе с костями. Ну, мы опять рассказали. Это, говорят археологи, курган. Военное захоронение какого-то там века (уж и не помню какого), вы его закопайте обратно и ничего не трогайте. Ну мы спрашиваем, дык что, приедете копать-то? Там всякого железа вместе с костями-то много. Нет, говорят археологи, не приедем. Денег нету на раскопки. Да и в самом Пскове ещё поле непаханое, а курганов таких по области – копать – не перекопать... Не до курганов нам... Ну так и закопали мы его обратно.

Дед замолчал. Вздохнул тяжело.

- А я б сейчас вот и сам бы копать взялся... Да не понимаю в этом ничего. Образования нету, а без него чего я там накопаю – порушу только. У них же там каждый кусочек ржавого железа чего-то значит, а я ж не разберусь, чего ценно, чего нет. Курганов-то этих у нас вон сколько. И в Круппе, и в Моложве, и в Борке Зимнем. Только не надо никому... Эх, что говорить-то? – в голосе его явно слышалась досада и тоска.

-Ты, сынок мне здесь, в Песках, останови. Кума у меня тут, навестить пойду, – он засмеялся. Мысли о куме его явно веселили. – Ну, спасибо вам, будьте здоровы!

Дед вылез из машины легко, поправил шапку и неожиданно бодрой походкой отправился в сторону деревни.

Остаток пути мы с мужем ехали молча, и обоим было ясно, что не о чем здесь говорить.

Наталия ПОЛЯНСКАЯ-ТОКАРЕВА