Статья опубликована в №17 (789) от 04 мая-10 мая 2016
Культура

Каждому овощу свой срок

Если ты передал свои гражданские права государству, то можешь до самой старости прожить наивным юношей, свято верующим в светлое будущее или прошлое
Алексей СЕМЁНОВ Алексей СЕМЁНОВ 04 мая 2016, 11:35

В документальном фильме режиссёра Павла Печёнкина «Варлам Шаламов. Опыт юноши» звучит известная цитата из Николая Бухарина: «В революции побеждает тот, кто другому череп проломит». В киноклубе «Молоко и Сено» в медиахолле псковского драмтеатра этот фильм показали через неделю после другого фильма – «Ангелы революции» режиссёра Алексея Федорченко. Получилась связка из двух картин – документальной и художественной – о тех, кто побеждает в революции. И о тех, кто не побеждает.

Повышенное давление государства

Действие двух очень непохожих фильмов происходит в основном в начале тридцатых годов где-то на краю… Будущий писатель Варлам Шаламов в 1929 году «за участие в подпольной троцкистской группе» приговорён к трём годам исправительно-трудовых лагерей, и его отправляют на Северный Урал в Вишерский лагерь (Вишлаг).

Кадр из фильма «Ангелы революции», режиссёр Алексей Федорченко.

Герои «Ангелов революции» оказываются и того дальше – в Казымской тундре.

То, что герои обоих фильмов балансируют на краю, закономерно. Революция – это и есть крайность. Люди мечтали переделать мир, в том числе и человека. Человечество. Занятие получилось очень болезненное. На этом пути пришлось зайти слишком далеко.

В 2016 году фильм о Шаламове смотрится не совсем так, как, допустим, смотрелся бы несколько лет назад. В последнее время российские «патриотические» публицисты не раз высказывались о том, что ГУЛАГ был необходим. И если им сейчас показать этот фильм с подлинной лагерной кинохроникой рубежа 20-30 годов, где мелькает даже лицо самого Шаламова, то в некоторых местах эти сталинисты получили бы подтверждение своим идеям. Человек несовершенен и добрых слов не понимает. Следовательно, насилие неизбежно.

Молодой Шаламов угодил в лагерь в то время, когда ГУЛАГ только формировался. Ещё не до конца была сформулирована основная идея лагерного заключения. Советская власть экспериментальным путём определяла нравственные границы, которые можно или нельзя переходить.

Варлам Шаламов ещё до того, как его арестовали, с огорчением понял, что революция давно закончилась. Победители утвердились во главе государства и принялись восстанавливать империю. Молодым революционерам, по возрасту не сумевшим принять участие в революционных событиях 1917 года, это не нравилось. Они ощущали себя новыми народовольцами, противостоящими режиму, сравнимому с тем, что существовал в России в ХIХ веке. Так им казалось. И когда Шаламова первый раз арестовали, он не испугался. Он, как ему казалось, готов был «испытать и выдержать давление государства».

Однако выяснилось, что, несмотря на очевидное сходство, царский и сталинский режимы всё-таки сильно отличаются. Режим, называвшийся советским, зашёл значительно дальше.

Историческая цена насилия

Кадр из фильма «Ангелы революции», режиссёр Алексей Федорченко.

«Ангелов революции» режиссёра Алексея Федорченко уже успели назвать одним из лучших в мире фильмов, посвящённых революционным и послереволюционным событиям. Если документальный фильм о Шаламове не претендует на новаторство, то «Ангелы революции» - это произведение о революции, рассказанное революционным языком. Оно должно либо очаровывать, либо раздражать, возмущать.

Очень важно понимать, что именно заставляло людей той поры пытаться переделать мир. Их действительно угнетала несправедливость. Они и вправду мечтали об обновлении. И в этом смысле нет никакой принципиальной разницы между Варламом Шаламовым из фильма Павла Печёнкина и художниками-футуристами или артистами из фильма Алексея Федорченко.

Люди искренне мечтали о свежей красоте. Им казалось, что наступило их время. Но время показало, что в «революции побеждает тот, кто другому череп проломит». В прямом смысле слова. Прав тот, кто первый выстрелит и попадёт. Правы надзиратели. Правы палачи. Они правы до тех пор, пока их самих не посадили или не пристрелили.

Ещё один опальный революционер – Лев Троцкий – писал, что революционером является только тот, кто «не боится применять беспощадное насилие, знает ему историческую цену... В своих действиях революционер ограничен только внешними препятствиями, но не внутренними».

И в «Ангелах революции», и в «Варламе Шаламове» достаточно людей, которые были лишены внутренних ограничений.

Отсутствие внутренних ограничений, казалось, создавало бескрайние возможности.

В этом смысле осуждённый за троцкизм Варлам Шаламов был совсем не похож на троцкиста. Троцкисты вроде бы были не прочь, чтобы революция длилась перманентно, как учил товарищ Троцкий, но идея справедливости Шаламова не покидала. Он не готов был цинично перешагивать через других людей. Ни как Сталин, ни как Троцкий.

Оба фильма, как ни странно, почти в равной степени основаны на реальных событиях. С документальным фильмом о Шаламове всё более-менее понятно. Вишлаг, ОГПУ, чекист Глеб Бокий прибывает в лагерь на пароходе «Глеб Бокий», лагерные бараки, безжалостная индустриализация, холод, голод, «перековка», тупое начальство, деловитое издевательство охранников… Печально известный набор.

В сюжете «Ангелов революции» экзотики намного больше. У Федорченко это выглядит как магический реализм. Когда Алексей Федорченко узнал, что в приобской тундре зимой 1933-1934 годов шаманы устроили восстание, то не смог устоять. «Как можно было пройти мимо таких удивительных фактов? – позднее рассказывал он. - Восстание шаманов против советской власти! Я не разбрасываюсь такими историями. Сложнее было придумать жанр, избежать штампов».

Песня о тревожной старости

Кадр из фильма «Ангелы революции», режиссёр Алексей Федорченко.

Об «Ангелах революции» уже давно написаны десятки рецензий, так что нет смысла публиковать ещё одну. Но несколько эпизодов фильма обойти нельзя. Большевики торжественно открывают памятник «первому безбожнику – товарищу Иуде Искариоту». Натурщиком «товарища Иуды» для скульптора становится изголодавшийся пономарь. Вскоре памятник был разбит, а пономарь повесился на цепи - на опустевшем постаменте.

Тема смерти у Федорченко, наверное, самая главная. Какая же настоящая революция без «гибели всерьёз»? Насмешка одна.

В фильме описываются реальные события. Существуют подлинные документы, например, обвинительное заключение по делу № 2/49 «О контрреволюционном выступлении против советской власти туземцев Казымской тундры». Федорченко ничего не выдумывал – ни о строительстве первого советского крематория в помещении кладбищенской церкви, ни о расстреле труппы латышского революционного театра. Он лишь бережно сводил разные детали воедино.

Пропагандисты так называемых огненных похорон, то есть кремации, действительно пользовались такой лексикой: «Трупы, пропитанные лекарствами, горят дольше», «мужчины сгорают дольше, чем женщины». Культ смерти с его мавзолеем и павшими бойцами был для новой власти чрезвычайно важен. Когда смотришь «Ангелов революции», то вспоминаешь не о Варламе Шаламове, а об Андрее Платонове.

Режиссёр фильма вообще как бы стирает грань между жизнью и смертью. Героиню Полину, которую играет Дарья Екамасова, с удивлением спрашивают: «Вы живы?» «Мы уже давно умерли, - холодно отвечает она. - Теперь пришли за вами».

Ангелы смерти бывают довольно привлекательны.

К смерти от неестественных причин герои относятся как к чему-то обыденному. Она в порядке вещей. В театре прямо на репетиции буднично предлагается арестовать и расстрелять труппу латышского театра. «Всех?» - с недоумением спрашивает театральный режиссёр – «Нет, только мужчин». «Арестовывайте тогда и меня», - вздыхает режиссёр. «Вы не латыш, вы еврей. Каждому овощу свой срок».

Не беспокойтесь, вас тоже расстреляют, но не надо забегать вперёд. Хотя футуризм – это как раз забегание вперёд. Приближение смерти.

В «Ангелах революции» старый и новый миры противостоят друг другу. Ханты и ненцы боятся превратиться в русских. Революционеры боятся, что разучатся убивать.

Чтобы победить смерть, её следует украсить. Превратить человека в безупречно чистый пепел. Создать привлекательные гробы – в виде красных пятиконечных звёзд и красных же революционных крестов.

Есть во всей этой ранней революционной эстетике что-то юношеское и даже детское. Наивное. Быль рождается через сказку, и это требует дополнительного звена: смерти. Сказочной смерти. Желательно, чтобы смерть была красна, но для этого надо устроить так, чтобы она случилась на миру. У Федорченко это показано с помощью кукол, наивных футуристических театральных сценок и тому подобного. Такие детские игры со смертью – самые азартные.

У Печёнкина в фильме звучат слова Варлама Шаламова: «Человек выходит из лагеря юношей, если он юношей арестован». 

Тоталитарному государству требуются инфантильные люди, застывшие в своих детских и юношеских фантазиях. Если ты передал свои гражданские права государству, то можешь, если повезёт, до самой старости прожить наивным юношей, свято верующим в светлое будущее или прошлое.

Насильственная смерть как обновление жизни во втором десятилетии ХХI снова актуальна. Ангелы революции всё время крутятся где-то поблизости. Они ждут самого неподходящего момента, чтобы оказаться за спиной и всадить в спину революционный штык или поднять кого-нибудь на вилы.

Если в «Ангелах революции» мы видим галлюцинации, зловещие полёты во сне и наяву («Наркомат Неба не дремлет»), то в фильме «Варлам Шаламов. Опыт юноши» много рационального. Советские руководители приходят к мысли о «преимуществе подневольного труда». Добровольный труд в раннесоветских условиях не оправдывает себя. Он убыточен. Громкие слова не вдохновляют на трудовой подвиг. Одним пряником, точнее сухарём, сыт не будешь, нужен ещё и кнут. Строительство советских заводов тормозится из-за воровства и бесхозяйственности. Вольнонаёмные не горят желанием надрываться в невыносимых условиях. И тогда возникает ослепительная мысль соединить ОГПУ со строителями, создав якобы экономически выгодную модель, в основе которой лежит дешёвый труд. Люди, конечно, мрут как мухи, но всегда есть возможность их заменить. К тому же заключённые следят за заключёнными. Стучать друг на друга – с одной стороны, способ выживания, а с другой – способ управления.

Шаламову в тот раз повезло. Первый арест продлился недолго. Среди заключённых он выбился в небольшие начальники и выжил, избежав участи многих своих товарищей по несчастью (за одну зиму в лагере от голода и болезней умерло 6,5 тысячи человек). В течение следующей пятилетки государство расстреляло почти всех крупных надзирателей и палачей, взяв курс на обновление репрессивных кадров.

Для новых репрессий были нужны новые палачи. Границы между жертвами и палачами размывались с той же интенсивностью, что границы между жизнью и смертью. Это сопровождалось затянувшимся футуристическим глумлением. Лозунг «Да здравствует грядущий мировой Октябрь!», висящий на стене лагерного барака, не даёт об этом забыть.

* * *

В финале фильма «Ангелы революции» старушка, дожившая до нашего времени, поёт знаменитую «Песню о тревожной молодости»: «Жила бы страна родная, и нету других забот…»

Текст песни Льва Ошанина почти идеально воссоздаёт психологию вечного революционера («Пускай нам с тобой обоим беда грозит за бедою, //Но дружбу мою с тобою одна только смерть возьмёт»). Благополучие страны, а точнее государства, всякий раз оказывается важней благополучия людей, населяющих это государство.

«Не думай, - убеждает революционер, - что бури все отгремели…» Не отгремели. Впереди ещё «и снег, и ветер, синих звёзд ночной полёт».

Когда старенькая представительница северного народа оптимистично поёт: «Меня моё сердце в тревожную даль зовёт», то звучит это как похоронный марш.

Данную статью можно обсудить в нашем Facebook или Вконтакте.

У вас есть возможность направить в редакцию отзыв на этот материал.