Ульяна Михайлова: «Нет понимания, что мы – частный сектор экономики»

На прошлой неделе в Псковском областном совете профсоюзов продолжились обыски и выемка документов: была изъята документация, начиная с 2010 года. После этого пресс-служба совета профсоюзов заявила о том, что работа организации фактически парализована. При этом понять со стороны, что же происходит вокруг крупнейшего объединения в регионе (Псковский облсовпроф включает в себя более 45 тысяч членов), по-прежнему сложно, и дело даже не в причинах: сами претензии следствие внятно не формулирует, о ходе проверок тоже известно очень мало. «ПГ» попросила рассказать Ульяну Михайлову о том, как идёт следствие и какого развития событий ожидают в Псковском облсовпрофе. Разговор вышел долгим, поэтому сегодня мы представляем первую часть беседы.

«Явно нарушены принципы состязательности»

- Обыски в профсоюзах, конечно, не вдруг, но продолжились. Что в этот раз интересовало следователей?

- В отношении областного совета профсоюзов и подведомственных учреждений заказаны документальные проверки. Они связаны со сличением отношений между облсовпрофом и учреждениями, а также с большим перечнем вопросов, которые следствие и полиция поставили перед экспертами для оценки всей нашей финансово-хозяйственной деятельности. Для каждого учреждения – список, он очень большой, там 22-23 вопроса, и по составу этих вопросов видно, что речь пойдёт не только о гидрохимической лаборатории. Она пойдет о взаимозачётах, поставщиках и подрядчиках, о функционировании минеральных источников наших санаториев, особенно «Хилово», потому что это единственный санаторий, который продаёт минеральную воду и имеет соответствующий товарный знак.

Речь также пойдёт о командировках не только моих, но и всех сотрудников, особенно руководителей. О подотчётных суммах и займах, которые мы даём нашим сотрудникам и учреждения дают друг другу – когда есть какие-то временные финансовые проблемы. Также было понятно, что будут изыматься все путевые листы, накладные, будут проверяться объёмы оказываемых услуг.

По моей персоне проходит полное «сканирование» – вплоть до того, какие льготные путевки я приобретала в наших санаториях и имела ли на них право, платила ли я реально за них деньги или, пользуясь своим служебным положением, например, бесплатно отдыхала. Последний раз представители следственных органов пришли к нам добирать те документы, которые нужны им для продолжения следствия. Но видно по содержанию допросов: доходы Михайловых Ульяны Александровны и Александра Иосифовича – ключевая тема. Мы понимаем, что суммы, которые Александр Иосифович получал в виде вознаграждений за экономический рост наших санаториев, весьма существенны, при этом он работал на интересы «Хилово», но вторично и третично оказывал финансовую помощь другим организациям, когда у них были финансовые проблемы, так что он действовал в интересах многих других организаций.

- Ставится под вопрос сам факт начисления премий или система этих начислений?

- У меня есть понимание, что нам сейчас пытаются выстраивать в форме премирования руководителей. В 2009-2010 годах была совсем другая система премирования,  она была почему-то построена по лекалу администрации Псковской области, которая издавала свои распоряжения по премированиям в учреждениях сферы здравоохранения. Можно отследить, что такая модель приводила к крайне неудовлетворительному финансовому результату. Дальнейшие решения коллегиальных органов – они были в ноябре 2013 года – существенно поменяли финансовые требования для руководителей наших учреждений. Мы полностью отказались от этой системы, мы ни разу их после этого не применяли. Совет учредителей поставил весьма высокую планку, и мы стали стимулировать руководителей за динамику роста доходов. Первые финансовые рывки были самыми значительными и премировались весьма существенно.

Практика до 2016 года была такова, что решение о премировании принимало коллегиальное заседание (это два представителя Псковского облсовпрофа и один ФНПР – Д.К.), а последующие решения выносила я по аналогии, мне были переданы такие полномочия. Вся ситуация, связанная с премированием, - одинаковая, и она зависела от динамики роста доходов и безубыточности деятельности.

Ульяна Михайлова. Фото: пресс-служба Псковского облсовпрофа.

И, как нам кажется, следствие выстраивает гипотезу, что мы здесь – группа заговорщиков, создали себе схему премирования и раздавали эти премии, в том числе Александру Иосифовичу Михайлову, по каким-то правилам, которые не принимаются следствием. Попытки моих специалистов объяснить следствию, что мы – частный сектор экономики, сами пишем себе правила… Да мы вообще можем их не писать: собрали коллегиальный орган и в ходе заседания принять любые решения. Вот пока такого понимания у следствия нет.

-Для них организация, которая работает в сфере социальной поддержки, - это исключительно бюджетная организация?

- Да, бюджетная организация! Которая должна существовать по другим каким-то правилам. И абсолютно непонятно, как это следствию объяснять. Я сейчас какие-то вещи даже больше для себя хочу проговорить – будем считать, что я готовлюсь к допросу, который мне предстоит 1 ноября. С чего бы начать? Рассказать, что такое частный сектор экономики? Или что такое «компетентный орган принятия решений»? Что такое полномочия компетентного органа? А то в ходе допросов начинается что-то типа: «А как вы считаете, такие доходы Михайловой Ульяны Александровны – это морально?» Или «премия Михайлова Александра Иосифовича какой ущерб приносит профсоюзному активу?» И как объяснить простую логику: да никакого ущерба, эти средства никогда не станут деньгами, находящимися в прямом распоряжении членов профсоюзного движения. Они заработаны вот в этой организации, входят в 40 процентов фонда оплаты труда и ни при каких условиях не могут попасть или перераспределить по каким-то другим профсоюзным интересам.

Здесь нам, кажется, придётся долго доказывать и объяснять наши права на принятие тех или иных решений и убеждать, что следствие ни в коем случае не должна волновать моральность или аморальность принятия этих решений. Ну и что нельзя нам привязать старые письма, которые действовали в 2009-2010 годах: они уже юридически недействительны.

Вторая линия следствия – это вопрос с системой оплаты труда председателя Псковского областного совета профсоюзов. Опираясь на те допросы, что уже были, мы видим: есть попытка взять мой трудовой договор, который был подписан со мной в ходе конференций 2010 и 2015 годов и навязать тезисы, что изменения в трудовой договор может вносить только конференция, что заработная плата работника не может быть выше, чем указанная в этом договоре. Но они не берут во внимание, что зарплата любого сотрудника – это не только цифра из договора, а также средства, которые предусмотрены иными нормативными локальными актами организации и коллективным договором. И у меня, например, это указано в договоре.

При этом что мешает следствию, как мне кажется, принимать правильные решения в этом вопросе? В соответствии с коллективным договором, я – работодатель и, получается, что я сама в отношении себя выношу такие решения, возникают тезисы «сама себе начислила», «сама приняла по себе решение»…

Ещё у нас изъяли все постановления с 2010 года, все решения совета учредителей, и у нас сейчас отсутствуют оригиналы документов, свидетельствующих о нашей деятельности. И чувствуешь себя – ну, обездоленным что ли! Случись сейчас понадобится резко найти какой документ и доказать или просто вспомнить о его существовании – мы просто не сможем. У нас явно нарушены принципы состязательности. Я вообще не уверена, что моё управление делами сядет и вспомнит о чём-то важном ещё и в подробностях, учитывая то, сколько коробок с документами у нас забрали.

- И сколько же?

- Много… Только из приёмной коробок десять, из других отделений немало, из бухгалтерии очень много, почти столько же. Даже сложно посчитать. У нас 2019 год изъят полностью, а мы – организация, находящаяся на обязательном аудите. Если мы не подтвердим расходы и достоверность баланса, у нас будем огромный штраф. Как сейчас для обязательного аудита восстановить 9 месяцев и 12 месяцев документооборота – я не представляю просто.

- Следствие составило хоть опись документов?

- Опись составлена, и что-то мы что могли – копировали… Но что от этого? Особенно те документы, которые помогут нам доказать, что с 2013 года мы установили другую систему премирования и что в последствии к директорам никогда не применялись старые нормативы по премированию.

У меня было очень много командировок, работа в выходные и в нерабочие праздничные дни, оплата в соответствии с коллективным договором в двойном размере, причём в двойном размере по среднему заработку. Но следствие продолжает настаивать, что получать сумму больше, чем указано в индивидуальном трудовом договоре, я не могла. Я реально затрудняюсь, как выстраивать свои показания, потому что для многих людей, знакомых с трудовым законодательством, - это аксиома. Кроме того, игнорируются документы по делегированию полномочий. Мы предъявили следствию постановление: в 2016 году совет учредителей делегировал мне все полномочия по принятию решений в отношении руководителей учреждений, кроме исключительной компетенции. То есть я не могу принимать, увольнять и утверждать смету доходов и расходов, а также баланс. Но следствие подвергает сомнению этот документ, сомневаясь, что я могу принимать решения о  премировании руководителям учреждений.

Андрей Хришкевич, Ульяна Михайлова и Николай Марушевский. Фото: пресс-служба Псковского облсовпрофа.

Просто теряешься, к чему готовиться и как объяснить, что нам никто не может диктовать правила и объяснять, как надо правильно работать. И уж тем более нельзя нам навязать, что старые документы, принятые другими органами и персоналиями – вот их решение имеет юридическую силу, а последующие решения таких же лиц с правом и полномочиями почему-то таких юридических прав не имеют.

10 июля мы собирались президиумом облсовпрофа. Мы понимали, куда идёт линия следствия и око государево. Мы свели в единый документ из всех постановлений и договоров все условия труда, которые мне были обозначены, установили дату, что она действует со дня  конференции 2015 года. Но у меня возникло подозрение – в связи с тем, что у нас изымали аудио- и видеозаписи – что у следствия есть сомнения в подлинности принятия этого решения. Либо оно намерено оценивать основания или мотив решения.

«Президиум, контрольно-ревизионная комиссия, совет облсовпрофа претензий ко мне никаких не имеют»

- Как следствие доказывает, что поездки были личными, а не в целях организации?

- По командировкам дело особое: мы реально задумались, насколько мы не задумывались об этом раньше! (улыбается) Здесь можно говорить прямо о каком-то перевороте в трудовом законодательстве, потому что ни один руководитель из небюджетной сферы – да даже и бюджетной! – не задумывается о том, о чём нас сейчас допрашивает следствие. Во-первых, каков был принцип отбора командировок. Сначала я не могла из документов понять, какие командировки имелись в виду, как была посчитана сумма ущерба. Не говоря уже о том, как определялась – по личным я интересам ездила или по рабочим. Я бы поняла, если бы в материалах дела был биллинг или что-то вроде, где видно, я в горах на лыжах катаюсь в Сочи или я нахожусь в Пскове, оформив командировку в Санкт-Петербург. То есть физически туда не выехала, денежные средства, которые перечислила в гостиницу, получила от работников гостиницы наличными средствами или бы руководители гостиниц дали такие показания…. Вот это вопрос присвоения, да. А тут начинается тонкая оценка всех наших передвижений – реально поминутно. Более того, следствие оценивает уровень моей реальной занятости в ходе всех восьми часов командировки в Петербурге! А вот дорога – это часть командировки, как ты считаешь?

- Ну фактически да, пока же нет возможности перемещаться в пространстве, надо добираться. Так что, я-то считаю, что да.

- И трудовое законодательство так считает! А следствие в этом сомневается. Другой вопрос: ты выехал в командировку и вдруг понимаешь, что по каким-то причинам тебе надо скорректировать график встреч или мероприятий в командировке. Ты будешь с кем-то согласовывать корректировку хода командировки?

- Как руководитель? Да ну, с чего бы.

- И я так считала! Как руководитель я в состоянии в ходе командировки  поменять себе задание, чтобы выполнить то, ради чего я выехала, не уведомляя об этом никого. Но в ходе допросов поминутная фиксация моих командировок имеет конкретную цель. Меня допрашивают: с кем вы виделись, кого вы за руку держали, кто с вами рядом сидел на том или ином мероприятии, какова обстановка в зале была, была ли вахта в том или ином здании… Ни один руководитель, у которого в год более 15 командировок ничего этого не вспомнит вот чтобы наверняка! Я готова представить список контактов свидетелей, которые могут подтвердить моё участие в этих командировках на ближайшем допросе.

Понятно, что вопрос будет крутиться вокруг суточных. Я несколько раз слышала от следователя – может, в порядке шутки, неважно – что, мол, если бы у него были такие суточные, то он бы как сыр в масле катался…

- Я так понимаю, подспудно пролезает основная причина интересов следствия к облсовпрофу?

- Я так не могу рассуждать, но у меня вопрос: с кем они меня сравнивают? Какие, по их субъективному мнению, суточные я должна получать? Кто их должен оценивать и назначать, следователи? У меня есть положение о командировках, в нём указано, что возможны командировочные до 8 тысяч рублей для руководящего состава. Для представительских функций у нас возможны и 2, и 3 тысячи рублей. По всем суточным и представительским расходам принимает решение председатель облсовпрофа. Следствие формулирует это так: «сама себе начислила». Посмотрите по положению: я руководитель с максимальной нагрузкой представительских функций, я и в вагоне СВ имею право ездить и жить в номере-полулюксе – эти права прописаны! Но мне предъявляют следователи: посмотрите, у вашего водителя 1,5 тысячи суточных… Но это то, что было необходимо для конкретной поездки. У нас чаще всего 2-4 тысячи рублей суточные, 8 тысяч – это исключительные случаи, когда присутствует какой-то трудный длительный переговорный процесс и дополнительные представительские затраты. Так определилась организация, а не я в конкретной поездке. И вот эти суточные следователи, по своей инициативе, включают в нанесённый мною ущерб организации.

Но что меня больше всего возмущает: ущерб кому? У нас президиум, контрольно-ревизионная комиссия, совет облсовпрофа претензий ко мне никаких не имеют. Всё, что рассматривается, - это доступная для них информация. Я и сейчас понимаю, что часто мы не задумываемся о вещах, которые нам – не работающим в бюджетном секторе экономике – кажутся просто очевидными.

- Просто всадники социализма, это как прийти в любую фирму и сказать начальнику: что-то у тебя зарплата слишком большая, неприлично. Так пусть к Сечину сходят и объяснят.

- Я не исключаю, что нам сегодня заготовлено много идей, за что бы нам готовы будут завести уголовные дела. Я уже сказала про премирование директоров наших учреждений, хотя совет учредителей вообще не имеет претензий. Наоборот, нас не раз на всех заседаниях отмечали как профсоюз, у которого учреждения имеют лучшее финансовое состояние в России. Да, премии существенны, я не спорю, но они эти деньги зарабатывают!

- Они же прибыльные, как и сам облсовпроф, никто не раздаёт у вас премии в убыток?

- Нет, разумеется. И здесь именно вопрос стимулирования. Вот у гостиницы «Ольгинской» долгое время не было нужного уровня доходов, так и премий не было. «Голубые озёра» тоже, но с 2016 года они получают  сопоставимые с «Хилово» премии. А в 2018 году вообще поменялась ситуация: руководитель санатория «Хилово» вывел организацию на определённый уровень, и действующая система уже не позволяет получать высокие премии, и у него она ниже многих руководителей других наших учреждений. Мы готовы доказывать логику и, главное, наше право на принятие таких решений по премиям.

Продолжение следует.