Как договориться с царём

На этом месте должен был быть текст о премьере спектакля «Отелло» в псковском драмтеатре. Уже и название статьи было готово - цитата из пьесы «Заговор Фиеско в Генуе» Иоганна Фридриха Шиллера: «Мавр сделал своё дело». Но мавр «по техническим причинам» своё дело не сделал. Премьеру в последний момент перенесли на март.

«С условием, чтобы гонорар был продуктовый»

Таким образом, статью об «Отелло» заменила статья о Фёдоре Шаляпине, написанная на основе записи в моем блоге на сайте «ПГ» - с важными дополнениями. Почему Шаляпин? Причин несколько. 18 января 2018 года в Псковском музее-заповеднике открылась выставка художника Арнольда Гана. Оказалось, что он, помимо всего прочего, собирал старинные ноты и знал наизусть весь репертуар Шаляпина, исполнял арии и песни. Но главное всё же не это. Просто два выступления Фёдора Шаляпина на сцене здания, в котором сейчас располагается псковский драмтеатр, скорее всего, самое мощное выступление за более чем вековую историю Народного дома им. А. С. Пушкина (он же Коммунальный театр, он же Псковский академический театр драмы им. А.С. Пушкина). Трудно поверить, что грядущий спектакль «Отелло» режиссёра Безносова то выступление затмит. Почти сто лет прошло, но приезд Фёдора Шаляпина в Псков вспоминают до сих пор.

Однако выступления могло не быть. Певец и в более благополучные времена в Псков не приезжал. А тут 1920 год, военный коммунизм, Гражданская война, гиперинфляция, голод.

Голод, во многом, и определил приезд в Псков знаменитого певца. Петроград голодал. Жители, в том числе и знаменитые, отправлялись в ближайшую провинцию на поиски пропитания. В Псковской губернии спасались от голода Корней Чуковский, Мстислав Добужинский, Михаил Зощенко, Евгений Замятин, Владислав Ходасевич и многие другие. Но у Шаляпина, всё же, был иной статус. Он был вхож в самые высокие круги, знаком с Ульяновым (Лениным). К тому же он был не писатель и художник, а певец с мировым именем и продолжал собирать полные залы, пел на сцене Мариинского театра. Заманить его в Псков, казалось, делом невозможным. И всё же нашёлся один человек, решившийся попробовать.

О псковских концертах Фёдора Шаляпина в последнее время упоминают тогда, когда обсуждают акустику Большого зала псковского драмтеатра. Много десятилетий она считалась чуть ли не идеальной. Большой зал был единственным концертным помещением в Пскове, где с акустикой было всё в порядке. Всё остальное в этом зале могло быть плохо и требовало ремонта, но акустика была неизменно хороша. После очередного концерта или спектакля кто-нибудь обязательно многозначительно добавлял: здесь выступал Шаляпин. После реконструкции всё изменилось. Стены остались те же, но пол, несмотря на предупреждения, безжалостно залили бетоном. Звук стал почти так же плох, как в областной филармонии. Но о Шаляпине всё равно упоминают. Судя по описаниям, это были два самых грандиозных концерта в Пскове за всю историю.

Фёдор Шаляпин.

Псковские концерты организовал Исаак Руммель – двадцатипятилетний управляющий Псковским городским драматическим театром (тогда это называлось «Коммунальный театр»). Шансы, что концерты состоятся, казались ничтожно малы. Руммель и сам это понимал, но остановиться не мог. Только что в наших краях закончилась Гражданская война. Были большие проблемы с электрическим освещением и отоплением. Деньги обесценились, и гонорары выплачивались продуктами, на провоз которых требовалось отдельное разрешение большевистских властей, как, впрочем, и на переезд из города в город. И всё же Руммель решился обратиться к уполномоченному Шаляпина Исаю Дворищину. Встреча произошла в режиссёрской Мариинского театра. Дворищин согласился уговорить Шаляпина приехать в Псков, в котором певец никогда не был, хотя многое о нём слышал, читал, когда готовился к постановке «Псковитянки». Через некоторое время Дворищихин сообщил, что Шаляпин согласен приехать и дать концерты, «но с условием, чтобы гонорар был «продуктовый».

«Услышав эти слова, я остолбенел»

История приезда Шаляпина в Псков описана в воспоминаниях Исаака Руммеля. В них он рассказывает, как трепетал перед встречей с Шаляпиным, опасаясь, что «зелёный юнец в качестве администратора большого доверия у артиста не вызовет». Они встретились в гримёрке Шаляпина, который был уже в образе Бориса Годунова. Фактически, Руммель договаривался с царём. «Шаляпин сидел в кресле перед большим зеркалом, - пишет Руммель. - …Артист был уже в гриме, на вешалке висел золоченый кафтан Бориса. Когда я вошёл, Фёдор Иванович бросил на меня беглый взгляд, как мне показалось, ласковый, но несколько насмешливый и недоверчивый, и снова повернулся к зеркалу». Похоже, что в тот момент о поездке в Псков он думал меньше всего. Более того, позднее выяснилось, что даже после улаживания всех формальностей приезд Шаляпина в Псков организовать было невероятно трудно.

У Исаака Руммеля сказано: «Шаляпин отнёсся ко мне снисходительно, сказал, что впервые имеет дело с таким молодым антрепренёром. И не очень охотно, как мне казалось, подтвердил своё согласие выехать в Псков. Вероятно, был уверен, что из этого ничего не выйдет».

Не то, что Псков от Петрограда очень далёк. Просто было понятно: с гонораром в голодное время могут возникнуть проблемы. Так оно и случилось. Выяснилось, «что за два концерта Шаляпину придётся предоставить шесть пудов разного продовольствия», а «продукты были тогда дороже золота». Руммель пришёл в ужас, но виду не подал. Кроме того, вокруг городов в то время действовали «заградотряды», боровшиеся со спекулянтами и мешочниками (времена НЭПа ещё не наступили). Руммель, для того чтобы Шаляпин приехал наверняка, решил устроить предоплату, но опасался, что по пути в Петроград его задержат с продуктами.

Вернувшись в Псков, руководитель Коммунального театра определился: один концерт надо сделать платным, а другой – бесплатным, и обратился за помощью к председателю исполкома. Председатель с предложением Руммеля согласился.

Организатор псковских концертов вывесил возле псковского театра рукописную афишу, и через два часа все билеты распродали. На вырученные деньги на рынке купили продукты. Их упаковали в брезент. На тюке Руммель крупно написал: «В Петроград, Пермская ул., № 2, Шаляпину - лично в руки», сел в теплушку и отправился в Петроград. В воспоминаниях Руммеля написано, что эта надпись действовала как пароль. Продовольственный гонорар доехал до Петрограда без происшествий. Происшествия начались чуть позже.

От вокзала неподъёмный груз надо было ещё доставить на Пермскую улицу. Это было не так просто – из-за отсутствия извозчиков. Псковский организатор шаляпинского концерта нашёл знакомого старика-носильщика, и тот согласился доставить «продовольственный гонорар» на санках (дело происходило в январе 1920 года). Сам же Руммель добирался к Шаляпину на трамвае.

На квартире выяснилось, что Шаляпин болен. «Услышав эти слова, я остолбенел», - вспоминал антрепренёр. Но Дворищин пообещал, что певец «отработает» свой «гонорар, как только поправится». У Шаляпина был «прострел», он же «ишиас». Он не то что гастролировать не мог, но нормально ходить и сидеть, - лежал в постели. Руммеля впустили к больному. «Сидите и рассказывайте, - попросил Шяляпин. - Как вы умудрились всё так быстро устроить. Прямо как в сказке». Исаак Руммель рассказал. «Вы не волнуйтесь, - ответил Шаляпин. - Я рассчитаюсь с лихвой, не люблю оставаться в долгу».

Но волноваться всё-таки надо было. Исчез носильщик с «продовольственным гонораром».

«В Пскове нарастает скандал»

Прошло два часа, а носильщика всё не было. Руммель и Дворищин отправились его искать. Но и через три часа носильщик не объявился… Наконец, показалась знакомая фигура с санками – в сопровождении красноармейца. Оказалось, что носильщик, когда проходил по Гороховой, угодил в ЧК. Там-то и пригодилась крупная надпись на брезентовом тюке «Шаляпину - лично в руки».
Так что Фёдор Шаляпин гонорар получил, написав в расписке: «Получено от товарища Руммеля за участие в двух концертах в Пскове (авансом) один пуд масла, один пуд свинины и двадцать фунтов шпику…». Оставалось гонорар отработать, но и с этим возникли проблемы. Планы Шаляпина постоянно менялись. Мешали выступления в Мариинском театре или какие-то другие события. Сроки концертов постоянно смещались. «В Пскове нарастает скандал», - рассказывал Исаак Руммель. Обладатели счастливых билетов на шаляпинский концерт пожаловались «куда следует», и теперь в ЧК угодил Руммель. Вышел он оттуда только после того, как Шаляпин прислал в Псков телеграмму, где подтверждал, что продукты за будущие концерты получил. Но и после этого ожидание продолжилось. Вся эпопея заняла почти полгода.
Очередной раз концерты в Пскове назначили на 21 и 23 мая 1920 года. Только тогда, когда Шаляпин вместе с супругой и артистами сел на Варшавском вокзале в специальный международный вагон, прицепленный к составу теплушек, стало понятно, что концерты состоятся.

Фёдор Шаляпин.

В мемуарах Фёдора Шаляпина та же самая история описана так: «Однообразие и пустота существования так сильно меня тяготили, что я находил удовольствие даже в утомительных и малоинтересных поездках на концерты в провинцию. Всё-таки ими изредка нарушался невыносимый строй моей жизни в Петербурге. Самое передвижение по железной дороге немного развлекало. Из окна вагона то вольного бродягу увидишь, то мужика на поле. Оно давало какую-то иллюзию свободы. Эти поездки были, впрочем, полезны и в продовольственном отношении. Приедет, бывало, какой-нибудь человек из Пскова за два-три дня до Рождества. Принесёт с собою большой свёрток, положит с многозначительной улыбкой на стол, развяжет его и покажет. А там - окорок ветчины, две-три копчёных колбасы, кусок сахару фунта в три-четыре... И человек этот скажет: - Фёдор Иванович! Всё это я с удовольствием оставлю вам на праздники, если только дадите слово приехать в Псков в мае, спеть на концерте, который я организую... Понимаю, что вознаграждение это малое для вас, но если будет хороший сбор, то я после концерта ещё и деньжонок вам уделю. - Помилуйте, какие деньги! - бывало, ответишь на радостях. - Вам спасибо. Приятно, что подумали обо мне. И в мае я отпевал концерт, "съеденный" в декабре...».

Поезд в дороге задержался, и машина на псковском вокзале его не встретила. «Псков - старинный русский город, - не стал сердиться Шаляпин. - Здесь сам Грозный ходил пешком, ничего, и мы пойдём».

«После большевистского переворота русский театр оказался облепленным всякого рода "деятелями революции", как мухами»

Благодаря запискам Исаака Руммеля можно даже организовывать в Пскове экскурсии, связанные с пребыванием здесь Шаляпина. Артисты действительно отправились в центр Пскова пешком, и Шаляпин по дороге постоянно расспрашивал о том, что видел. Когда проходили мимо каторжной тюрьмы «Псковский централ», Шаляпин напел «Слышен звон кандальный...»

Позднее, когда Шаляпин окажется в Псковском кремле, он, в том месте, где река Пскова впадает в Великую, прочтёт монолог Грозного. В Троицком соборе он «попробовал голос», после чего спросил у спутников: «А как вы думаете, друзья, мог бы я быть неплохим дьяконом?!» Но это было уже после первого концерта, а сразу же по приезде Руммель привёл Шаляпина к себе домой в тот самый дом и подъезд, в котором жил в 1900 году небезызвестный Шаляпину Ульянов-Ленин. «В этот дом надо входить, всегда помня, что здесь проходил Владимир Ильич», - отреагировал Фёдор Шаляпин. С большевистской властью у него были странные отношения. Шаляпин – через Демьяна Бедного – был знаком почти со всей большевистской верхушкой, включая Ленина. В то же время чем дальше, тем больше ему большевистские порядки не нравились, о чём он позднее в эмиграции напишет: «В мрачные дни моей петербургской жизни под большевиками мне часто снились сны о чужих краях, куда тянулась моя душа. Я тосковал о свободной и независимой жизни».

Находясь в советской России, он не высказывался так откровенно, тем более, письменно. Но спустя 12 лет, в эмиграции, в своей книге «Маска и душа», вышедшей в Париже в 1932 году, Шаляпин написал о большевиках: «Кто же они, сей дух породившие? Одни говорят, что это кровопийцы; другие говорят, что это бандиты, третьи говорят, что это подкупленные люди, подкупленные для того, чтобы погубить Россию. По совести должен сказать, что хотя крови пролито много, и жестокости было много, и гибелью действительно веяло над нашей Родиной, – эти объяснения большевизма кажутся мне лубочными и чрезвычайно поверхностными. Мне кажется, что всё это и проще, и сложнее, в одно и то же время. В том соединении глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, каким является советский режим, я вижу нечто подлинно российское. Во всех видах, формах и степенях – это наше родное уродство».

Если бы Шаляпин остался на Родине, то, скорее всего, не пропал бы и уж точно с голоду бы не умер. Его концерты проходили с успехом. Его почитали и «низы», и новоявленные «верхи». У него во власти было полно знакомых, включая влиятельного Луначарского. Но ему не хватало той самой «свободы и независимости». Да и круг людей в послереволюционной России сильно изменился. Шаляпину новые большевистские порядки напоминали «режим оккупации побеждённой провинции развязными победителями». Шаляпин предпочёл уехать подальше от победителей, которые вели себя с каждым месяцем всё более вызывающе. Летом 1922 года первый народный артист Республики Фёдор Шаляпин уехал на гастроли за границу и не вернулся. В августе 1927 года постановлением Совнаркома РСФСР его лишили звания народного артиста и права возвращаться в СССР. А заодно ещё и прокляли.

Ещё до постановления Совнаркома – в 1926 году - Владимир Маяковский в письме Максиму Горькому написал о Шаляпине стишок: «Вернись // теперь //такой артист // назад // на русские рублики - // я первый крикну: // - Обратно катись, // народный артист Республики!».

«После большевистского переворота русский театр оказался облепленным всякого рода "деятелями революции", как мухами, - рассказывал Фёдор Шаляпин. - И за несколькими исключениями это были именно мухи; слоны были слишком грузны и важны, слишком заняты делом, чтобы развлекаться хождением по кулисам или посещением актёров на дому. Повадились ко мне ходить разные партийцы…». При большевиках Шаляпин прожил в России почти пять лет.

Один из эмигрантских журналистов напишет: «Появление Шаляпина в Париже очень симптоматично, а именно - крысы бегут с тонущего корабля...». Бывало, что его зачисляли «чуть ли не в тайные агенты ГПУ». В том числе и потому, что он смотрел на советский режим несколько иначе, чем другие русские эмигранты.

Фёдор Шаляпин, знавший и чувствовавший Россию лучше многих других, истоки кровавых послереволюционных преступлений искал не в иностранном влиянии и не в еврейском заговоре, а в том, что взросло на русской почве. «И самая страшная, может быть, черта режима была та, - писал он в мемуарах, - что в большевизм влилось целиком всё жуткое российское мещанство с его нестерпимой узостью и тупой самоуверенностью».

Нестерпимая узость и тупая самоуверенность. Разве не это и сейчас, спустя сто лет, можно наблюдать повсюду?

«Все медали обернулись в русской действительности своей оборотной стороной, - сожалел Фёдор Шаляпин. – «Свобода» превратилась в тиранию, «Братство» в гражданскую войну, а «Равенство» привело к принижению всякого, кто смеет поднять голову выше болота».

Что же касается двух псковских концертов 1920 года, то впечатлений от них и у публики, и у певца было столько, что Шаляпин потом говорил, что если расскажет об этом Луначарскому, то тот целую книгу напишет.

«Он сошёл с ума! Небывалый случай! Он сорвёт себе голос!»

Псковский театр, конечно, был оцеплен милицией и военными. Желающих попасть на концерт оказалось в несколько раз больше, чем обладателей билетов. Шаляпина завалили цветами и букетами сирени. В тот день Шаляпин исполнил «Ноченьку», «Сомнение» Глинки и «Элегию» Массне в сопровождении виолончели, «Она хохотала» Лишина, «Блоху», «Семинариста» Мусоргского, «Мельника», «Червяка», «Титулярного советника» Даргомыжского и много чего ещё. Важно понимать, что шаляпинская сила была не только в голосе, но и в артистизме. Он подумывал об драматических ролях (в Пскове в узком кругу прочитал монолог Сатина). Одна из его киноролей была в немом фильме 1915 года «Дочь Пскова» («Псковитянка») Александра Иванова-Гая. Он играл в нём, конечно же, Ивана Грозного.

Очень характерный пример – подготовка к опере «Псковитянка», которую долгое время не воспринимали всерьёз. Но Фёдор Шаляпин настаивал на своём в ней участии и «попал на ту вещь, которая открыла …возможность соединения лирики и драмы». О своей работе над ролью Шаляпин в мемуарах рассказал подробно. Поначалу ничего не получалось («на сцене разлилась невообразимая скука и тоска»). Не лучше было и на второй репетиции. Так было до тех пор, пока Шаляпин в работе над ролью Ивана IV не нашёл золотую середину между героем-ханжой и героем-грозным. Но чтобы подобрать ключ, певец ходил в Третьяковскую галерею смотреть картины Шварца, Репина, скульптуру Антокольского. Добрался он и до частных собраний (у инженера Соколова имелся портрет Грозного работы Васнецова). В Пскове Шаляпин тоже проявил себя как человек, интересующийся историей и искусством, в Поганкиных палатах изучая редкие экспонаты.

Впрочем, первое появление Шаляпина в роли Ивана Грозного в «Псковитянке» не на всех в конце XIX века произвело впечатление. В «Новом времени» в 1898 году появилась «разносная» статья «Музыкальные наброски» критика Иванова, специализировавшегося по «разносам». «Петь в этой роли решительно нечего, - писал он, - а потому и о голосе, и о вокальном искусстве разговаривать не приходится». Шаляпин, прочитав статью, «почувствовал себя октябрьской мухой».

Но «мухи» остались в прошлом веке, а в первый вечер в Пскове «на бис» Шаляпин исполнил «Блоху». Когда же всё закончилось, выйти из театра оказалось непросто («на дворе стояла толпа, и ни милиция, ни комендантский патруль не могли уговорить публику разойтись. Открытый автомобиль ...был весь наполнен цветами, его окружала толпа...»).

Второй концерт, состоявшийся через день, организовали для членов профсоюзов. Он был бесплатным. Как вспоминали те, кому удалось побывать на обоих выступлениях, второй концерт был ещё более успешен. Возможно, за счёт «Дубинушки», которую Шаляпин исполнял, сам сидя за роялем, а припев по просьбе певца пел весь зал. «После второго куплета зал весь поднялся и стоя пел, - написал в воспоминаниях Исаак Руммель. -Кончилась песня, а взрывы аплодисментов, крики «браво», «бис» продолжались ещё очень долго. Мне казалось, что им не будет конца. И вдруг Шаляпин остановил зал и крикнул: «Повторим, что ли?» И весь мокрый, продолжал петь и дирижировать неутомимым хором. Цепкая рука Дворищина утащила меня за кулисы, Исай кричал: - Он сошёл с ума! Небывалый случай! Повторять «Дубинушку» полным голосом, перепевать весь хор! Он сорвёт себе голос! Что он делает?! Остановите его, он сошёл с ума, это невозможно! Я получу разрыв сердца здесь, на месте, надо что-то предпринять...» Но всё закончилось хорошо, без срывов и сумасшествия.

«За такое дело стоит отпеть концерт»

Фёдор Шаляпин псковскими гастролями был очень доволен, хотя ему было несколько странно возвращаться домой без гонорара. Гонорар он проел ещё зимой, полгода назад. Но и тут его ждал сюрприз. Утром в поезде, когда подъезжали к Петрограду, ему вручили двух гигантских пудовых щук (их раздобыл у рыбаков Руммель перед отъездом). По инициативе Дворищина разыграли целый спектакль. Можно сказать, это был третий, незапланированный концерт. Проснувшемуся и вышедшему из купе Шаляпину сказали, что на одной из многочисленных остановок устроили рыбную ловлю. Шаляпин, большой любитель рыбалки, обиделся, что обошлось без его участия. Он свои мемуары «Маска и душа» открывал ни чем-нибудь, а воспоминаниями о рыбалке: «Я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. Целые дни до позднего вечера я проводил на воде…» И вдруг выясняется, что его не разбудили! Шаляпин бегал «по коридору, как разъярённый лев в клетке», а когда ему в качестве доказательства притащили двух неподъёмных щук, певец совсем расстроился – до тех пор, пока ему не разъяснили розыгрыш. «Это подарок! – быстро остыл Шаляпин. - Вот это да! За такое дело стоит отпеть концерт». Озёрные щуки не подвели.

О таких вещах Шаляпин вспоминал, когда оказался в эмиграции: «Не жалею я ни денег, конфискованных у меня в национализированных банках, ни о домах в столицах, ни о земле в деревне. Не тоскую я особенно о блестящих наших столицах, ни даже о дорогих моему сердцу русских театрах. Если, как русский гражданин, я вместе со всеми печалюсь о временной разрухе нашей великой страны, то как человек, в области личной и интимной, я грущу по временам о русском пейзаже, о русской весне, о русском снеге, о русском озере и лесе русском. Грущу я иногда о простом русском мужике, том самом, о котором наши утончённые люди говорят столько плохого, что он и жаден, и груб, и невоспитан, да ещё и вор…»

Бывает, что и вор, но щуки, но старинный русский город, но открытый автомобиль, усыпанный сиренью… Есть к чему возвращаться, пускай даже мысленно.