Мыслить как сотрудник

Адвокат Артёма Милушкина Владимир Данилов в выступлении перед судом не только рассказал о тех недостатках, которые он видит в конкретном деле, но и в целом рассказал, как в России сшиваются дела по сбыту наркотиков. Приводим его речь полностью и без изменений.

Вчера мы слушали обвинительное заключение, которое было представлено кратко. И в этом случае краткость – не родственница таланта. Потому что есть в деле – листы, протоколы, следственные действия – это то, что следствие подготовило и то, как оно хотело это подготовить. А самое интересное произошло у нас в суде, где мы непосредственно пытались выяснить и заслушать тех свидетелей, которые были допрошены ранее.

То, что мы увидели и услышали в суде, на мой взгляд, значительно отличалось от того, что указано в деле. На эти фактические обстоятельства, которые мы выяснили в суде, я и буду ссылаться в своём выступлении, говоря о том, что преступления не было.

Я начну с 2019 года: по моему мнению,  хронологический план здесь имеет первостепенное значение. У государственного обвинителя прозвучала фраза: «ссылаются на политические мотивы» - и точка. На мотивы ссылаются, а есть эти мотивы или их нет – оценку обвинения мы не получили. Моя коллега уже говорила: были мотивы или нет. Я тоже хочу кое-что сказать. Мы уже прикладывали видео задержания и постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Это задержание было перед митингом 4 ноября 2018 года. Как сказала моя коллега, была проведена спецоперация, где участвовали ДПС, оперативные сотрудники Илюхин и Герасимов, отдел охраны общественного порядка отдела полиции №2 во главе с начальником Давыдовым – то есть это скоординированная организации подразумевает общее руководство. Значит они получали команду и были единым целым. И было заявление Артема после этих событий, когда его просто выволокли из машины и, не представляясь, закинули в чёрную машину и увезли в неизвестном направлении.

В декабре 2018 года следователь вынес отказ в возбуждении уголовного дела. Мы смогли получить копию постановления только через полгода. И что же мы там увидели? Артём уже в ноябре 2018 года говорит, цитируя [полицию]: «Будем принимать тебя жёстко, тебя возьмут с наркотиками и поедешь на десять лет». При этом там написано, что сотрудники действовали в рамках закона: показали удостоверения, представились, три раза попросили проехать с ними, а потом, когда их якобы грубо послали, применили физическую силу. Но Лия всё это снимала: немножко не соответствует постановление тому, что мы видим собственными глазами. А на заявление Артёма была ещё такая фраза: не стоит Милушкина привлекать за ложный донос, потому что он неправильно понимал деятельность сотрудников полиции и ошибочно принял их за незаконные.

Адвокаты Владимир Данилов, Татьяна Мартынова и подсудимый Артём Милушкин.

Это прелюдия событий, которые произошли уже в январе 2019 года. Я сам не знал ни Лию, ни Артёма до 18 января 2019 года. Что такое «Открытка» (признана нежелательной организацией в РФ – Ред.) - я с этой деятельностью вообще знаком не был. Потом узнал, что это Ходорковский: про Ходорковского слышал.

18 января 2019 года я прихожу в Псковский районный суд. Я испытал большое потрясение, потому что это был «день космонавтики» в плохом смысле этого слова. Все подходы к суду были уставлены машинами спецподразделений. По коридору стояли 10 человек в чёрных «скафандрах» с дубинками: пока я шёл в зал меня дважды остановили и спросили, что я тут делаю и зачем пришёл. Такого ни до, ни после я в суде не видел. И мне говорят что это обычное дело. Что там у нас? Два грамма амфетамина продали или четыре? Я участвовал в делах, где были килограммы наркотиков и даже сотни килограммов. Я никогда такого не видел. И это было не потому, что суд этого хотел, суду это было не нужно (арест рассматривала судья Позднякова – Ред.).

Это сверху была дана команда все силыбросить на то, чтобы… Что? Они боялись, что здесь какой-то митинг будет? Ходорковский пришёт какой-то спецназ, чтобы отбивать своего представителя? Для меня это было абсолютно непонятно. Когда мы сидели в суде, а перед нами стоял человек с забралом, а на шлеме у него была видеокамера… Я тоже такого никогда не видел.

Подсудимые в процессе говорят о провокации. Вообще возможны ли у нас провокации со стороны полиции? Подкидывают ли у нас наркотики? Разные есть мнения. Но есть примеры, что такое, оказывается, происходит. Европейский суд по правам человека вообще говорит, что в России это системная проблема. Было много случаев, когда людям компенсацию присуждали, а потом ЕСПЧ просто надоело и вынесли системное постановление: Российская Федерация, поменяйте эту систему борьбы с распространением наркотиков, потому что все условия для провокации присутствуют.

Что в нашем деле? Конечно, некоторые вещи и некоторую реконструкцию я буду делать предположительно, потому что мы не можем выяснить это доподлинно и я не хочу голословно кого-то обвинять, сразу скажу: это будет предположение. Как же можно предполагать в уголовном деле? Сразу скажу: по закону у нас обвинительный приговор не может быть основан на предположениях. Я говорю в защиту и прошу, и буду просить оправдать моего подзащитного, поэтому могу делать предположения, которые основаны на тех материалах, которые мы получили в ходе судебного следствия.

Что мы увидели в 2019 году? Была проведена спецоперация. Кто в ней участвовал? Штатные и внештатные сотрудники полиции, а также агенты полиции. Множество оперативных сотрудников: Окорский, Крышов, Липовский, а также много неизвестных сотрудников: большое количество сотрудников спецподразделений, агент Стас Павлов, он же Денис, он же Оля. Также были «незаинтересованные» лица, но «незаинтересованные» на постоянной основе.

Мы читаем протоколы допросов: «Я шёл по улице, ко мне подошли сотрудники полиции и предложили проехать в качестве незаинтересованного лица, я поехал, всё зафиксировали, всё замечательно». Когда мы допрашивали их здесь, оказалось, что никаких случайных людей в числе понятых и заинтересованных лиц в нашем деле нет. Все – внештатные сотрудники полиции. Как происходило дело? «Мне позвонил опер… Какой? Я не помню, мне же не один опер звонил. Сказали: надо ехать и я поехал». Один товарищ нам сказал: «Я гулял с девушкой, мне позвонил опер, я девушку отправил, а сам поехал работать». Людей со стороны, не связанных с полицией, в этом деле нет.

Что дальше? Прийти с обыском и найти наркотики в доме? Или посадить в машину и найти наркотики? После того заявления в Следственный комитет? Ну, будет очень некрасиво, правда? Вызовет сомнения. Поэтому надо сделать, чтобы сомнений было как можно меньше.

Для этого нужно, чтобы это ну как бы случайно произошло. «Случайное задержание» наркозависимого человека, который показал: «Я купил у Милушкиных». Это первый этап, 13 января 2019 года. У нас тогда ещё действующий под своим именем Станислав Павлов был задержан при покупке наркотиков в Неёлово и указал. Что приобрёл их у Милушкиных. И на бумаге потом всё замечательно было. Но допрашивали мы подругу Павлова – Екатерину Васильеву. Со слов Васильевой, Павлова били. Это и сам Павлов признавал, правда, потом он об этом забыл, когда поехал в СИЗО: там провели с ним беседу, и он поменял свои показания.

Что нам ещё сказала Екатерина Васильева? Несколько дней Павлов отлёживался после того, как его избили в полиции. И Артём Милушкин говорил, что его «приняли» сотрудники полиции ещё в 2018 году. Получается, что есть факт вербовки. Когда конкретно? Этого мы не узнаем.

Что еще при задержании Стаса Павлова нам может говорить об обстоятельствах дня? Это водитель Geely, водитель Мызникова, которая сообщила, что в 20 часов 13 января – а это уже тёмное время суток! – ей позвонил знакомых Щербаков. А какой знакомый? Ну, в январе познакомились. После общались? Нет, и после не общались. Просто позвонил знакомый Щербаков, которого не смогли допросить. Сказал, что ему звонил Стас Павлов. Зачем он ему звонил, если знал, что у него машины нет? Но нам Павлов этого не рассказал и не расскажет. Видимо, как сказали, так и позвонил.

И вот девушка Мызникова: ей малознакомый человек говорит: «Надо вечером поехать с незнакомым молодым человеком за город, куда он скажет. Туда и обратно. И она едет.

Когда мы её допрашивали, даже не выдержал Атрощенко. Он говорит, девушка, как, для чего? Нормальный человек же не поедет куда-то за город с неизвестным. Причем не за деньги, просто так, по просьбе! По просьбе нет, а по поручению… Тогда всё встаёт на свои места. Человек не боится, потому что знает, что всё происходит под контролем полиции. Ничего не произойдёт.

Почему я так говорю? А посмотрите дальнейшие события. Дальше были допрошены Окорский и Липовский – сотрудники УКОН по Псковскому району. По материалам дела Мызникова привозит Павлова в Листовку, через какое-то время везёт его обратно, останавливается у магазина в Неёлово – ей якобы надо долить омывайку. Выходит и видит, что Павлова задерживают сотрудники полиции, садится в свою машину – и уезжает. Сотрудники полиции ей машут руками. Шучу.

То есть Павлова задерживают за хранение наркотиков. Машину, в которой он ехал и в которой, возможно, перевозятся наркотики, сотрудники полиции не досматривают и отпускают. Я пытался выяснить это у Окорского: как? Вы досматривали джип? «Нет», говорит. А почему? «А потому что посчитали, что там ничего нет». А почему они так посчитали? Ну, наверное, знали? Если бы они не знали, они как сотрудники УКОН такую машину бы ни за что не отпустили. Машину всегда досматривают, если операция случайная. Если неслучайная – может ехать. В данном случае она уехала.

Допросили мы Окорского, потом допрашиваем Липовского: и тут шапка загорелась. Липовский в суде говорит: «13 января я не был инициатором этого мероприятия, днём ко мне пришёл начальник Окорский и сказал, что вечером мы будем задерживать наркомана в Неёлово. Тут Окорский, который сидел в зале, побледнел: жаль, видео в зале у нас нет. Всё по классике: «в три-пятнадцать возле бани, может, раньше, может, позже остановится такси, надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора»… Вся картина сложилась. Сотрудники готовились заранее, и это нам сообщил в суде сотрудник УКОН.

Для меня вывод однозначный: это спланированная УКОНом операция. Потому что якобы случайно выявили человека, который укажет, что купил наркотики у Милушкиных.

Дальше пошли следующие этапы. 14 января, на следующий день, Павлов, уже к тому моменту агент Денис, идёт проводить закупку у Артёма. Нам предлагают поверить показаниям Павлова, который даже в судебном заседании эти показания менял несколько раз в угоду сотрудникам полиции. Понятно, что куда ценнее для нас было бы видео. И что мы видим на видео? Мы видим ничего. Мы видим тёмный экран, шуршание и разговор обо всём: о машинах, о «контрабасе», о чём угодно – только не о наркотиках. Но, правда, прозвучало слово «сюрпрайз». И вот с этого момента в деле появляются киндер-сюрпризы (в них якобы продавались наркотики – Ред.). Тринадцатого числа киндер-сюрприза не было!

Как вот этот чёрный экран и шуршание по снегу сделать доказательством сбыта наркотиков? А пусть «сюрпрайз» это будет киндер-сюрприз. Это звучит у нас в показаниях Павлова. На видео этого нет. Что могло быть? «О, сюрпрайз, Павлов пришёл!» Да любой другой сюрпрайз.

16 января, в случае с Лией, история опять повторилась. Снять ничего у Павлова не получилось, положил что-то на ступеньку, закрыв объектив камеры, потом взял что-то. Потом оказалось, что это был киндер-сюрприз. Плоский такой. Когда в машине досматривали, установили.

Опять же, непонятно, на каких машинах ездили: нам Павлов давал разные версии событий. То он сел в чёрную машину, то пересел в другую. Потом, когда ему сказали, что это неправильные показания, он передумал, сказал, что его неправильно поняли. Понятые пришли по щелчку. Независимые и незаинтересованные. Тоже начали рассказывать, что нет, машина была другая, мы из-за угла смотрели и всё видели. Хотя на видео видно, что за углом никого нет и смотреть они оттуда не могли.

Артём Милушкин и Станислав Павлов в суде. Фото: ПГ

Что происходит 16 января? Вроде бы: выявили приобретателя, он указал на закупщика. Сделали две закупки. Теперь нужно идти с обыском и находить на месте. А перед самим обыском к дому идёт агент Стас. А для чего он туда идёт перед обыском? Я пытался у него выяснить, но он сказать нам не мог: «вроде закупить ещё». Ещё, говорю, была контрольная закупка? - «А, не, тогда не помню». Вот что нам сказал наш надёжный свидетель агент Стас. Но обыск-то для чего был нужен? Чтобы найти. Хоть что-то. Агент Стас поэтому туда и пошёл – не по собственной инициативе опять же.

А дальше сам обыск, и здесь интересна фамилия «Захарченко». Маргарита Дмитриевна. Она была понятой на этом обыске. Она рассказывала: «Первым, естественно, пошёл «Гром», выбил окна и зашёл. А потом пошли уже мы все. Милушкиных положили в пол лицом, а потом мы в коридоре обнаружили киндер-сюрпризы. «Мы обнаружили». Не «они», не «следователи», не «опера» - мы обнаружили. Тогда на заседении ещё сидел представитель по гражданскому иску и спросил: «А почему вы говорите, что «Гром», я вот не знаю, что человек в чёрном скафандре – это «Гром»?»

Она всё знает. Она была студентом ФСИНовской академии и работает внештатно на постоянной основе понятой. У меня всего три дела по наркотикам, и везде одни и те же понятые. Смотрю: Копцев. Смотрю: Захарченко. Я говорю следователю: у вас всегда у одних и тех же оперов одни и те же понятые? Постоянные такие «незаинтересованные лица». Но следователь мне отвечает: «да, Захарченко была, но теперь не будет». Я спросил, почему: думаю, дискредитировала себя. Нет. Она подала документы и теперь она будет следователем. Из внештатных переходит в штатные, заслужила. И это же так естественно – выбить окна на обыске и уложить всех на пол.

И так, есть спецоперация. Нет нормальной видеофиксации, которая не говорит ни о чём. Нам говорят: ну, протокол же составили, всё написано. У нас есть агент Стас Павлов, который всё рассказал, давайте поверим ему. А почему мы должны ему верить? Мы не должны верить Лии, не должны верить Артёму, но должны верить агенту Стасу. Почему? Потому что он на стороне обвинения? Потому что он неоднократно менял свои показания?

«На очной ставке Павлов изобличил Милушкина»… Это такой штамп из 37-го года, милицейский ещё штамп. Изобличил… А Артём Милушкин изобличил Павлова на очной ставке в оговоре и во лжи. Что же так в материалах дела не написано? Нет, Павлов изобличил Милушкина… Как будто после это Милушкин такой: «да, я сознаюсь, вот меня Павлов изобличил!» Нет, такого же не было.

После такого остаётся только наказать, как врага народа и расстрелять, как бешеную собаку. Но сейчас у нас не расстреливают – это я так, погорячился. Поэтому 16 лет тебе – вот, будет нормально! Потому что у нас Стас Павлов так сказал.

Как верить? Проблема не в том, что он наркоман и больной – нет. Но человек, который постоянно меняет свои показания. Помните, когда он начал давать не те показания, что хотела полиция, нам сказали: мы его не будем доставлять в суд. Вот тебе бумага, суд, что Павлов боится.

Суд запретил Павлову давать показания из СИЗО. Фото: ПГ

Вернемся к обыску: киндер-сюрпризы с остатками вещества внутри. Значит, мол, они там хранили вещества и на них внутри остатки амфетамина. А что это значит: нашли пустые киндер-сюрпризы с остатками вещества? Это значит, те потребители, которые приобретали, сдавали использованную тару? Это полный абсурд. И опять же, наркоманы не использовали какую-то часть вещества и отдали? Удивительно.

Но киндер-сюрприз нужен из-за видео, которое ничего не показывает. Ни каких-то других наркотиков дома не находят, весов дома нет, смывы с рук чистые, на киндер-сюрпризах отпечатков Милушкиных нет. Нашли только «сданную тару». И где? Да, в том месте, где врывался спецназ «Гром». Вот тот результат, который у нас есть. Все обстоятельства говорят только об одном: о провокации. А 2019 год – это как раз начало дискредитации нежелательных персон. «Открытая Росси» стала нежелательной организацией, это был первый звоночек. Нежелательные, потом у нас пошли инагенты, экстремисты, оправдатели террористов… Это было началом борьбы с политическими оппонентами.

Выбитые стёкла в доме Милушкиных. Фото: ПГ

Но сработали плохо, это все понимали. Надо спасать ситуацию. Как спасать? Ну вот Стас Павлов рассказывает нам про поджоги. Как это вяжется? Никак. Но это как в «Пигмалионе»: кто брошь спёр, тот и старушку укокошил.

Идея какая? Поджоги совершались за долги по амфетамину и они должны вроде как подтверждать, что сбыт был. Обычная тактика УКОН: когда не подтверждается сбыт, надо нагнать больше эпизодов или показаний свидетелей. Но за показаниями дело не станет: у нас есть надёжный свидетель агент Стас. Он рассказывает, что был долг и за этот долг он и совершал поджоги.

А ещё появляется эпизод 2011 года и засекреченный свидетель Семёнов. У нас же и здесь не должно было быть Павлова, у нас же планировался засекреченный свидетель Денис и Оля! Тогда проблем бы у следствия и оперативников вообще не было. Мы бы спрашивали, а свидетель нам отвечал: «не могу ничего сказать, потому что это рассекретит мою личность». Но не получилось, потому что пришлось подпирать эпизоды 2019 года поджогами.

Так вот, 2011 год. Счастливый следователь Мамаев: вот вам протокол, вот вам понятые, снова совсем незаинтересованные, секретный свидетель. Возникал только один вопрос: а чего ж у вас с 2011 года есть все доказательства, а ничего не происходит? Начинаем разбираться: допрашиваем оперативника, Коноплёва Дмитрия Ивановича. Он сказал: всё хорошо, одна проблема. Закупщик отсутствовал 30 минут, а видео – только на 15. А где ещё 15 минут был закупщик? Ну, где-то был… Потом оказалось, что и упаковка в документах при изъятии и на экспертизе разная. Пригласили эксперта в суд, она сказала: «Ну, я не знаю, наверное, это техническая ошибка, считайте, как следствию нужно». Техническая ошибка. Вот за эту техническую ошибку прокурор нам просит восемь с половиной лет лишения свободы. Это нормально с точки зрения следствия и гособвинения.

И теперь нам никто не скажет, почему дело забуксовало в 2011 году. Но теперь, когда нужно спасать неудавшуюся операцию 2019 года, готовы были использовать любые средства.

Позиция моего подзащитного поддерживается мной. Никаких доказательств, кроме ненадёжных и ненадлежащих показаний заинтересованных лиц, которые не подтверждаются объективными данными, представлено не было. Это только показания очень заинтересованных и очень ненадёжных свидетелей. И больше ничего. Поэтому прошу суд моего подзащитного оправдать.